Севастопольские записки - [38]

По просьбе Хамадана я веду записки, нечто вроде дневника. Записываю все происходящие у нас события. Александр очень просил меня это делать. Он хочет использовать эти записки для книги о Приморской армии, фрагменты которой у него уже есть. Делаю кое-какие заметки. Хорошо бы сейчас более ясно и убедительно охарактеризовать противника. Но для этого надо поговорить с пленным. Да и вообще нам сейчас крайне необходим «язык». Но добыть его не так-то легко. Враг стал очень осторожен. Он, как и мы, опутывается проволокой. Наши бойцы понавешивали на проволочных заграждениях пустые консервные банки. Стоит только где-нибудь зацепить проволоку, как подымается невообразимый шум. Немцы в этом не отстают от нас. К тому же они беспрестанно освещают местность перед своим передним краем ракетами.

На рассвете обычно в бухту входят корабли, которые прибывают к нам с кавказского побережья. Враг ведет по ним артиллерийский огонь. Вчера мы смотрели, как самолеты и катера ставили дымовую завесу вокруг небольшого каравана судов, входящих в порт. Зрелище красивое. Оно воспринималось бы как театральная феерия, если бы не разрывы снарядов, методически посылаемых немцами.

Фашисты, надо полагать, знали о подходе судов. Нет сомнения, что в Севастополе есть их резидент. Наши пеленгаторы засекли радиостанцию, а однажды контрразведка чуть было не накрыла вражеского радиста. По данным пеленга, рация работала в районе спуска с Сапун-горы к Федюхиным высотам. Когда контрразведчики прибыли туда, то обнаружили пустой домик, в котором сохранился даже запах табака. Рядом с этим домиком — развилка дорог, по которым сновали в разные стороны автомашины. Долго ли радисту, одетому в армейскую или морскую форму, с рацией в вещевом мешке выйти и — «подвези, братишка!» — уехать в любом направлении. Конечно, поиски шпионов продолжаются. Найдут ли? Один он или их несколько? Предателя, шпиона распознать трудно, если он не обнаруживает себя диверсионными актами. А среди них бывают и мнимые патриоты, которые бьют себя в грудь, клянутся в преданности Родине. Эти мелкие людишки способны пойти на любую сделку с врагом, если чувствуют, что сила на его стороне.

Весна в разгаре. Пришла она хорошая, дружная, без обманов, одна из тех, которым радуется всё: и растения, и животные, и люди. Зазеленела вылезающая иглами молодая трава, набухли почки деревьев, а среди ветвей, обсыпанных золотым цветом, загудели пчелы. Высоко с гоготом пролетели гуси и журавли. Что им война?..

Но не радовала нас наступающая весна. Каждый день — потери. Нет Нины Ониловой. В одном из боев, геройски сражаясь, была тяжело ранена эта отважная пулеметчица-чапаевка. Ее имя должно стоять рядом с именем легендарной Анки.

Командарм и мы, работники штаба, навещали ее в госпитале и были на похоронах вместе со всеми старыми чапаевцами.

Она лежала в гробу и казалась живой. Только лицо ее слегка тронула смертельная желтизна. Не могу и сейчас забыть этого лица, до того печально было на него глядеть.

…Как-то раз, когда случилось быть на Северной стороне, стояли мы с начальником артиллерии 95-й дивизии полковником Д. И. Пискуновым на берегу моря. Прибой в тот день был довольно сильным: зеленые с белыми гривами валы шумной чередой накатывались на берег, отступали и набегали вновь и вновь. Ветер срывал с них пену, распыляя ее, и над всей прибойной полосой стоял как бы туман. Солнце хорошо грело. Не хотелось уходить.

— Какая красота, — сказал я.

Пискунов еще раз посмотрел на море и ответил зло, со вздохом:

— Море, море, как я тебя любил и как теперь ненавижу.

Да, конечно, море было, мягко говоря, не слишком благоприятным тылом и в Одессе, и здесь, в Севастополе. Немало трудностей и бед было у нас прежде и еще будет из-за того, что за нами — море, что нет обеспеченной связи с базами, с госпиталями. А чем оно виновато?

Однако я не стал ничего говорить Пискунову.

Население, не успевшее эвакуироваться, начало полевые работы. Организатором их был секретарь горкома Б. А. Борисов. Огороды находились в районе деревни Кадыковка. Немцы иногда ведут обстрел этого района из минометов. Но люди так привыкли, что, как только налет заканчивается, все сразу выходят из убежищ и берутся за работу.

Что заставляет их рисковать жизнью? Забота о питании? Но ведь только начался март, до урожая еще далеко, и кто знает, что случится до того времени с ними самими, с их семьями. Но они верили, что вернется мирная жизнь, знали — победа придет. К тому же их поддерживало убеждение советских людей в самые тяжелые для них времена; не нам, так нашим детям.

На этих работах, как и всюду, впереди были коммунисты, комсомольцы. Они мобилизовали тружеников города на самоотверженный труд на предприятиях, в поле, порту. Городской комитет партии и Городской комитет обороны стали боевыми штабами, сплачивающими население города.

8 марта — Международный женский день. Женщин у нас немало. Персонал медсанбатов и госпиталя, полковых и батальонных медицинских пунктов состоит в основном из женщин. Много их среди связистов — телефонистки, эстистки, бодистки; в строю — медицинские сестры, санитарки, повара, официантки, стрелки, пулеметчицы, снайперы. А машинистки, делопроизводители в штабах…