Севастополь в огне. Корабль и крест - [62]

– Дай свой кинжал.

– Который?

– Плакиды.

Чиж вынул из ножен стилет и отдал есаулу.

Биля аккуратно расчистил кончиком лезвия пыль и штукатурку там, где рука старика на фреске словно что-то держала. Потом он одним сильным движением вогнал стилет в стену. За ней что-то загудело. Девушка, застывшая в танце, вдруг поплыла назад и остановилась. Биля подошел к ней и тихонько толкнул в плечо. Каменный блок с визгом повернулся.

Прямо за ним круто вверх уходила лестница, высеченная в скале. Пахнуло запахом моря. Теплый ветер положил пламя факелов.

Али и Кравченко тащили носилки со Слейтером вверх по лестнице. Она выходила в подвал небольшой старинной башни. Через обвал в своде было видно, как стремились вверх ее стены. Какие-то птицы завозились на остатках перекрытий. Порыв ветра снова пробежал сквозь осыпавшиеся окна и закачал полынь, пробившуюся через камни пола.

Биля и Кравченко стояли около фресок, почти стертых временем. На одной из них в желтый берег врезалась бухта Балаклавы. Черные штрихи румбов пересекали море.

– Чудеса просто, Григорий Яковлевич! – сказал Чиж. – Я уж приготовился помереть без покаяния.

– Подождать бы еще радоваться. Вот где мы теперь находимся? А каяться казаку некогда. Его грехи вражья кровь чистит.

– Ножичек мой всех нас спас.

– Да, ножик, что и говорить, пользительный, – заметил Кравченко, наконец-то втащивший вместе с Али носилки внутрь башни. – Но если бы ты за ним, Федя, не гонялся, то мы в подвалы эти и не попали бы. Это один сказ, а второй о том будет, что к делу-то его есаул приспособил. Григорий Яковлевич, как ты углядел это место на стене?

– Само в глаз упало.

– Свойство такое у вас в роду. Слово ты знаешь! – восхищенно сказал Кравченко.

Биля подпрыгнул, подтянулся и вылез из подвала на первую площадку башни.

– Огонь погасите! – тихо сказал он.

– Братцы, а ведь денежка нам сама в руки идет! – с нескрываемым торжеством заметил Чиж. – Вот и цифирь с румба. – Он показал на карту.

– Пока она придет, нам покушать не мешало бы. Огонь, тебе сказали, погаси, – сказал Кравченко и полез вслед за Билей.

– Федор Семенович, и ты поди сюда! – донесся сверху голос есаула.

Биля стоял в нише окна, за которым до самого горизонта расстилалось море. Оно и звездное небо казались отсюда одним целым. Только внизу справа горели какие-то огни.

– Федор, тебе идти. Оглядись, разберись, где мы есть, и сразу дуй обратно, – сказал Биля Чижу, который жадно втягивал в себя полной грудью морской теплый воздух.

6

Лондон, Англия

За окном лил тягучий лондонский дождь. За окном висело темно-синее пятно уличного фонаря.

Кэтрин окунула перо в голубую тушь и вывела хохолок на голове попугая. Тушь впитывалась в бумагу и слегка расползлась, делая неровными края линий. Но эту погрешность мог рассмотреть только очень острый взгляд, брошенный через увеличительное стекло.

Миссис Ньюкомб что-то перебирала в мешке для рукоделий, когда в комнату вошел Крэш. На серебряном подносе, который он нес одной рукой, лежали несколько писем. В свете керосиновой лампы, еще редкой в те времена даже в Англии, они тоже казались синеватыми. Дождь за окном припустил еще сильнее. Крэш поставил поднос перед Кэтрин и сделал шаг назад.

Девушка сразу увидела, что он не принес ей ничего радостного.

– Мэтью, вы приготовили комнату для миссис Ньюкомб? – спросила Кэтрин.

– Я сделал это и перенес туда багаж миссис Ньюкомб, – почтительно ответил Крэш.

Кэтрин взяла один из конвертов и посмотрела на его обратную сторону. Два расплывшихся штемпеля стояли и там.

– Где же наш Генри? Письма опять вернулись, – горестно сказала она.

– Возможно, военная неразбериха, мисс, – попытался утешить ее Крэш.

– Да, ничего не разобрать. Я – мать, которая… – вдруг быстро пробормотала миссис Ньюкомб, все ниже склоняясь над своим мешком, будто пытаясь залезть в него. – Выгнали детей по деревьям, по лесу, по камням. Все это благодаря моему уму, мисс Кортни!

Крэш и Кэтрин замерли.

– Никакого корабля, потому что по делу и без дела! Дальше шло. Где же мне быть? Но объясняю вам, я мать, и другой нет! Деньги на деньги и к деньгам деньги! – Миссис Ньюкомб распрямилась, склонила седую голову набок и сверху вниз, как попугай на рисунке Кэтрин, посмотрела на нее.

Горная дорога, Кавказ

В свете догорающего костра чернела телега с задранными оглоблями. Рядом с ней паслась стреноженная пегая лошадь. Она неловко опускала голову, когда ей приходилось сделать лишний шаг. Вода в котелке закипала. Пшенная крупа и кусочки сала начинали крутиться. Они то поднимались, то снова опускались по блестящей округлой стенке.

У огня по-турецки сидел крестьянин в армяке, накинутом на плечи, и внимательно осматривал деревянную ложку. Какая-то тень мелькнула за телегой. Крестьянин поднял голову и всмотрелся в темноту.

Из нее вышел Ньюкомб. Одна рука у него была заложена за спину. Крестьянин открыл рот, но ничего не успел спросить.

Ньюкомб вынес руку с револьвером из-за спины, приложил ствол вплотную к его уху и выстрелил. Лошадь за телегой дернулась в сторону. Крестьянин, опрокинув котелок, висящий на палке, повалился на бок, в огонь. Шапка соскочила с его головы. Кровь быстро заливала щеку и седеющие волосы, разметавшиеся по сухой траве. Нога Ньюкомба наступила на шапку, смяла ее. Раздалось шипение костра, заливаемого водой. Огонь еще раз вспыхнул и погас.