Севастополь в огне. Корабль и крест - [63]

Окрестности Балаклавы, Крым

Биля взял узкую белую ленту, вырванную из подола его полотняной рубахи, и опустил ее в черепок с какой-то темно-зеленой кашицей. Сквозная рана на груди Слейтера, чуть ниже ключицы, алела вспухшими краями. Есаул быстро положил на нее сначала что-то бурое, похожее на мох, а потом и ленту, пропитавшуюся целебным составом.

Рядом с черепком лежала фляга с водой. Кусочки сахара примостились на развернутой тряпице.

Али сидел на корточках рядом с Билей и с большим интересом следил за каждым его движением. Есаул закончил перевязку и стал дробить камнем сахар.

Кравченко еще раз оглядел замки штуцеров и довольно покачал головой.

Вверху, в оконном проеме, сидел Вернигора и посматривал в ту сторону, откуда пластуны уже давно поджидали Чижа.

– Рану надо чистить, – сказал Али. – Нужны игла и конский волос. Протягиваем его через рану, чтобы гной собирал. Сверху пластырь. Как волос испачкается, новый клади. Так делай!

– Как же это терпят? – с большим интересом спросил Биля.

– Вчетвером держим! Если так не делать, то рана загниет, черный огонь бросит. Есть люди, которые хорошо травы знают. Бабка у нас по горам славилась, настоящая колдунья была. Никто лучше ее не мог найти лай-траву в поле. А искала ведь в темные ночи, когда ни одной звезды на небе не было! Много она народа этим корнем испортила! Ты знаешь, он ведь на медвежью лапу похож. Рвать его надо с умом. Лечь на землю так, чтобы собой все листья покрыть, выдернуть сразу, как только закончишь заклятье читать, потом высушить в печи и опрыскать кровью совы. Примешай к просу или к айрану и дай кому хочешь. Человек сейчас же залает собакой, ум потеряет, высохнет весь и умрет. Но сперва насмерть может закусать каждого, поэтому его надо убить!

Вернигора даже свесился с окна, чтобы не пропустить ни слова из такого интересного рассказа, и чуть не упал. В последний момент он успел схватиться за подоконник и удержать равновесие.

– Ну, это ты загнул, Али Битербиевич! – заметил Кравченко. – Порча точно есть, но вот чтобы собакой люди лаяли, это вряд ли.

Али гневно посмотрел в его сторону и заявил:

– Ума у меня немного, но что знаю, то и рассказал!

Биля собрал дробленый сахар в ладонь, всыпал его во флягу и стал размешивать.

– Сила в травах большая, что и говорить, – сказал он и дал воды из фляги Слейтеру.

Тот стал жадно пить, потом приоткрыл глаза, обвел Билю мутным взглядом и снова впал в забытье.

Кравченко неодобрительно посмотрел на англичанина и проговорил:

– Весь сахар на него извели. Такие гады без всякой лай-травы не говорят, а гавкают! Псы как есть!

– У всякого народа есть свой демон, но и Бог его никогда не забывает. У этого британца ангел-хранитель ой как силен, коли жив он до сих пор. Если бы мы его там бросили, то из-под земли никогда не вышли бы.

– Никак Федор к нам пробирается! Мешок у него здоровущий! – с радостью сообщил товарищам Вернигора со своего поста.

На маленьком костерке в подвале башни весело закипал котелок. Чиж подхватил его с огня рукой, обернутой в чистую белую тряпку, задрал голову и заявил:

– Кипяток-то принимайте! Я с ним сам не вылезу отсюда!

Пластуны теперь живописно возлежали вокруг импровизированного дастархана. На рядне мешка лежали хлеб, ветчина, стояли две бутылки с элем под сургучными пробками, английские консервы.

Чиж гордо утвердил котелок между камней.

– Вот, казалась бы, дюже не хитрая такая вещь, как чай горячий, а смотрю я на котелок сейчас так, как, скажем, и на родного брата не глянул бы, – проговорил Кравченко, протягивая Чижу кулек с заваркой.

Тот всыпал ее в кипяток.

– Это точно, что скучали мы по нему, очень даже. До полного огорчения, – заметил он.

Биля первым взял хлеб, за ним потянулись к нему и остальные казаки.

– Только пить нам его не из чего, будем теплый хлебать, – сказал Кравченко.

Чиж достал из кармана глиняную пивную кружку и с триумфом поставил ее рядом с котелком.

– Ну, Федя! – Кравченко только развел руками.

– Федор Семенович у нас сегодня отличившись, да вот только было ему сказано, что туда и обратно. – Биля внимательно посмотрел на Чижа.

– Не было у меня ни малейшей возможности это до точности исполнить, – ответил на это Чиж, швыряя огромный кусок ветчины на краюху хлеба. – Ведь супостаты наши теперь мало что пристань обстроили, но и трактиры при ней пооткрывали! Я через заборчик только один раз перетянулся, чтобы хоть нюхнуть, поглядеть, как бы вам гостинец собрать, а там жирный ихний повар кота за ухом чешет.

– Цел повар? – спросил Биля.

– Кот точно цел, стреканул вовремя.

– Я серьезно спрашиваю!

– Тюкнул я его в затылок, он лег и заскучал. Шума никакого не случилось. А жив он там или нет, не знаю. Меня не видел, вот и слава богу!

– Это же надо, сколько мы под землей пробежали! До самой этой Балаклавы и от нее еще! – с полным ртом пробурчал Вернигора.

– Как дальше думаете быть, казаки? – спросил Биля.

– Тут думать долго не приходится. Денек-другой полежать, жирком обрасти да обратно их бить, – ответил Кравченко. – Думаю, что непременно должны мы эти мортиры заклепать, как того хотел Яков Герасимович!

– Я вот что еще не сказал. – Чиж откупорил пивную бутылку, и пена хлынула из горлышка. – Вот черт!.. Пароход наш давешний при мне в бухте причалил.