Севастополь в огне. Корабль и крест - [64]

– Это ты к чему? – спросил Кравченко.

– За нами ведь должок остался. Надо бы вернуть.

– Нельзя туда вдругорядь лезть! Нам сколько еще добираться до этой батареи, да и с ней немало возни будет! Баловство этот пароход, ни к чему он нам не нужен!

– А все же утопить бы его. Как же приятно было бы, – вступил в беседу Вернигора.

– Молод ты еще, Емельян… – начал было Кравченко, но увидел, что Биля почему-то смял край ткани, на которой лежала еда, и осекся.

Есаул поставил на камни жестянку с консервами, поодаль от нее положил кусок хлеба, показал на каменный пол вдоль смятой ткани и пояснил:

– Это море, это батарея, это мы.

– Так я и говорю, что морем сподручнее, – сказал Чиж.

– Англичанина этого надо своим подкинуть. Федор, где его бумажник?

– В кармане, где и был.

– Мне пароход топить нечем, – сурово сказал Кравченко. – Нам, во-первых, пороха да свинца треба раздобыть, а то на батарею придется с одними кинжалами прыгать. А на пароходе этом нам пути не будет!

– Николай Степанович, на пароход мы не пойдем. Но он нам поможет, – немного подумав, ответил ему Биля.

Черноморское побережье Крыма

Мальчик внимательно следил за работой отца, который раз за разом погружал в кипящую смолу кисть и проводил ею по крутым ребрам ялика. Прибрежный ветер раздувал пламя костра и трепал простую одежду рыбаков. Было видно, что им весело и от этого ветра, и от работы, и от прекрасного раннего утра.

– Понял, Митька?

– Понял, батя!

– А коли понял, так сам попробуй.

Митька высунул язык, взял кисть, мазнул по доскам и поднял глаза на отца. Тот кивнул. Мол, все правильно.

Хрустнула галька под чужими ногами. По берегу к рыбакам шел Ньюкомб в одежде крестьянина. Рыжее пятно крови, засохшей на воротнике, раздражало ему шею до красноты, и он время от времени нервно подергивал головой. Тогда с этой ржавчины взлетали мухи, и Ньюкомб отгонял их нервным движением длинных, тонких пальцев. Издалека казалось, что по берегу идет заводная механическая кукла.

Лондон, Англия

Крэш и Кэтрин ввели миссис Ньюкомб в длинное холодное помещение, похожее на монастырскую приемную. Вдоль темных стен стояли тяжелые скамьи. Свет едва попадал в эту вытянутую узкую комнату из оконных проемов, расположенных очень высоко, под самым потолком. В самом конце ее стоял огромный стол, переделанный из алтаря, остатки которого еще сохранялись на высокой глухой стене.

Узкая дверь около стола отворилась. Навстречу визитерам бесшумно, словно сова, стремительно понеслась высокая дама в сером платье. Миссис Ньюкомб, словно пораженная внезапным предчувствием, вдруг резко остановилась, и ладонь Кэтрин соскочила с ее локтя. Серая дама была уже здесь, приветливо улыбалась, протягивала Кэтрин руку. Улыбка ее узких губ казалась приклеенной к тяжелому подбородку. Черные глаза мисс Найтингел всегда оставались безучастными.

– Здравствуйте, мисс Кортни! – сказала она.

– Здравствуйте, мисс Найтингейл. Это миссис Ньюкомб.

– Да-да, я получила и ваше письмо, и рекомендации. Здравствуйте, миссис Ньюкомб, я рада вас приветствовать в лучшей лечебнице Лондона! У нас вы обязательно выздоровеете, – обратилась она к миссис Ньюкомб.

Но несчастная молчала и смотрела вокруг себя как старый, не на шутку встревоженный попугай.

Кэтрин вдруг услышала какое-то нечеловеческое завывание, пробившееся в приемную через толстые стены. Оно звучало едва различимо, глухо и от этого еще страшней.

Мисс Найтингейл тоже услышала этот звук и заметила, как Кэтрин слегка поежилась.

– Пройдемте к столу, оформим бумаги, – сказала мисс Найтингейл довольно громко.

Она хотела заглушить этот неприятный звук, но тот вдруг и сам резко, как от удара, оборвался.

– Присядьте здесь, пожалуйста, – сказал Крэш и аккуратно усадил миссис Ньюкомб на скамью, стоявшую у стены.

Мисс Найтингейл пропустила Кэтрин перед собой и пошла чуть сзади, отчего девушке снова стало не по себе.

– Вы знаете, мне было нелегко уговорить наших попечителей принять миссис Ньюкомб. Ее репутация… – проговорила мисс Найтингейл ровным, холодным голосом.

– Какая же может быть репутация у бедной женщины, потерявшей сразу сына, состояние и рассудок?

– Да-да, конечно, но все-таки. У нас ведь здесь только приличные люди, и попечители очень щепетильны.

– Я плачу достаточно, чтобы они поумерили свою щепетильность.

Женщины подошли к столу. Кэтрин достала из ридикюля письмо врача и несколько рекомендательных. Мисс Найтингейл уселась на стул с необыкновенно высокой резной спинкой и придвинула к себе чернильницу. Она посмотрела в нее и позвонила в темно-зеленый медный колокольчик.

Низкая дверь рядом со столом мгновенно открылась. Перед мисс Найтингейл возник дюжий лакей в кожаном коротком фартуке. Створка распахнулась только на секунду, но из-за нее снова выплеснулся какой-то вой. Его сопровождали шум воды, льющейся на камни, и топот ног.

– Питер, сколько раз вам говорить, чтобы вы как следует смотрели за письменным прибором! – размеренно произнесла мисс Найтингейл. – В следующий раз я выставлю вас на улицу.

Питер схватил чернильницу, побледнел и исчез.

Балаклава, Крым

Два подвыпивших английских пехотинца пробирались по балаклавской пристани, время от времени поддерживая один другого. Солнце уже село. В вечерних сумерках ящики, бочки, вывороченные камни мостовой и бухты канатов доставили бы немало трудностей любому пешеходу, даже и не столь преданному горячительным напиткам, как эта парочка. Один из них снова зацепился за что-то ногами и едва не упал плашмя.