Сети города. Люди. Технологии. Власти - [161]
Для этого текста центральным будет темпоральное измерение транзита как особенно подверженное влиянию дигитализации (по сравнению, например, с воображаемыми статусами автовождения и пассажирства). Речь пойдет о восприятии горожанами времени, проводимого в транспорте, и его взаимосвязях с другими фрагментами повседневности.
Предсказуемый взгляд на транзит в рамках повседневности человека – анализ смыслов личного времени сквозь призму продуктивности: время передвижения может быть потеряно или же использовано, конвертировано в «полезное»[984]. Далее, как правило, разговор идет о деталях оптимизации, хотя и разных, но вписанных в фордистскую парадигму. Более дорогой транспорт, который меньше ждать, – это цена, которую человек платит за свое время. В рамках этой логики «роль пассажира […] лишь средство реализации более важных для индивида социальных ролей, социальное пространство исполнения которых отдалено географически от места его нахождения в данную конкретную минуту (это могут быть роли матери, отца, друга, различные профессиональные роли и т. п.). Чем скорее индивид примет на себя роль пассажира, тем скорее сможет сменить ее на более важную социальную роль»[985]. Макросоциологически ожидание – средство контроля и упорядочивания, знак несамостоятельности и непродуктивности. Время разных социальных страт ценится неодинаково, а разница в затратах на перемещение и ожидание движения выступает индикатором социальной структуры[986]. По ожиданию на остановке пролегает одна из социальных границ, отделяющая пассажиров от не-пассажиров; ждать на остановке не так престижно, как ждать в пробке.
Другая оптика рассмотрения времени в пути – понимание ожидания как уникального телесного, даже когнитивного опыта и особого сегмента повседневности[987]. Дэвид Бисселл назвал ожидание «ахиллесовой пятой современных исследований мобильности»[988]. С одной стороны, ожидание – практика по использованию времени и принятию решений, обусловленная пространственной спецификой; в частности, свойства и динамика нестабильного пространства ожидания играют важную роль в транспортном выборе. Эмпирически видимые аспекты темы разрабатывались довольно подробно. С этим связан ряд исследовательских находок: ожидание на улице «длиннее», чем ожидание в транспорте[989]; если в месте ожидания есть часы, время ожидания «уменьшается»[990]; люди готовы ждать дольше, если на остановке есть информация о том, через сколько минут придет транспортное средство[991]. Вместе с тем ожидание – особый режим проживания пассажирами времени, который служит источником широкого спектра эмоций: скуки, раздражения, обиды и т. д. Харольд Швайцер пишет об ожидании как ценном убежище от постоянной современной суеты[992]. Добавить к наблюдению ожидания знания о сопутствующем опыте – основная задача интервью и автоэтнографии информантов в моем исследовании.
На приход новых медиа исследователи транспорта реагировали с разной степенью энтузиазма – например, обсуждали «смерть расстояний» (death of distance[993]) или рассматривали виртуальную мобильность как перспективный способ социальной инклюзии групп, обделенных средствами физического перемещения[994]. Однако можно усмотреть параллель в историях мобильности и медиа – в обоих случаях большинство новых видов не заменяют, а дополняют и трансформируют старые. Кроме того, гипотеза о все большей (и стремящейся к полной) виртуализации мобильности основывается на предпосылке о ее (мобильности) исключительной рациональности, что было не раз опровергнуто социологами и антропологами. Небывалый рост физической мобильности наблюдается как раз‐таки в наиболее дигитализованных обществах Европы и Северной Америки, и здесь уместно вспомнить о сложной связи потребностей и возможностей. В силу этого общественный транспорт и связанный с ним человеческий опыт по-прежнему претендуют на отдельный исследовательский интерес из самых разных перспектив – от экологии до дискурс-анализа.
Дигитализация – не единственный фактор эволюции транзитного времени (а кое-где – и не главный); «старая» культура ожидания, где остановка и время до прихода транспорта используются как социальный ресурс, по-прежнему актуальна во многих местах[995]. Всего несколько лет назад с приходом цифры в пассажирство (тогда еще скорее предвкушаемым, нежели наблюдаемым) предполагалось, что мобильные приложения с расписаниями и электронные табло «минимизируют» и «оптимизируют» время ожидания, «растворят» его в других отрезках времени и занятиях. Подразумевалось, что новые услуги будут востребованы большинством пассажиров.
В своем исследовании я планировал с помощью пассажирских отчетов и практик в Москве и Петербурге понять следующее: как меняется опыт транзита для пользователей общественного транспорта с распространением портативных гаджетов и беспроводных технологий? Как меняется место пассажира в ряду других субъектов городской мобильности? Ответы на эти вопросы даются по состоянию на лето 2014 года – период проведения исследования – на основе дневников самонаблюдения информантов (созданных в специальном приложении или в виде линейного текста), тематических интервью, а также включенного наблюдения в московском и петербургском общественном транспорте.
Эта книга посвящена современному городу и вдохновлена им. Под общей обложкой собрана богатая мозаика исследовательских подходов и сюжетов, пытающихся ухватить изменчивость, множественность и неоднозначность городской жизни. Это разнообразие объединяет микроурбанизм – подход, предлагающий «близкий взгляд» на город: возможность разглядеть его через мелочи и детали. С их помощью раскрывается насыщенная повседневность города и привлекается внимание к его главным действующим лицам – обывателям, которые своими повседневными действиями, чувствами, настроением создают город, его значимые места и маршруты.
Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.
Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.
В книге рассматривается широкий круг исторических вопросов, связанных с аграрной реформой Тиберия Семпрония Гракха (133–124 гг. до и. э.) и законодательной деятельностью его младшего брата Гая. На основе сведений античных источников (письменных, эпиграфических и археологических) предпринимается попытка осветить некоторые малоизученные события из истории гракханского движения, такие, например, как политический кризис 129 г. до н. э., ценз 125/124 гг. до н. э. и аграрный закон Гая Гракха. Кроме того, даётся оценка новейшим концепциям (преимущественно зарубежным) социально-экономического и политического развития Рима в гракханское время.Не меньшее внимание уделяется и проблеме преемственности в политике братьев Гракхов, а также судьбе аграрной реформы после кризиса 129 г.
Автор рассказывает о колебаниях климата в течение последних двух тысяч лет, о периодах похолодания, сменявшихся тёплыми периодами. Замечательно описание «глобального потепления» первой трети ХХ века, которое в сороковых годах сменилось «глобальным похолоданием». Кроме того, автор делает прогноз, что к концу ХХ века вновь наступит период «глобального потепления» (что мы и наблюдаем сейчас), которое будет примерно таким же, как и глобальное потепление IX–XI веков. И технический прогресс об ужасах которого кричат нынешние «экологи» не окажет на эти процессы никакого влияния.
Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.
Монография посвящена исследованию положения и деятельности Русской Православной Церкви в Среднем Поволжье в конце XIX – начале XX веков. Подробно рассмотрены структура епархиального управления, особенности социального положения приходского духовенства, система церковно-приходских попечительств и советов. Обозначены и проанализированы основные направления деятельности Церкви в указанный период – политическое, экономическое, просветительское, культурное.Данная работа предназначена для студентов, аспирантов, преподавателей высших учебных заведений, а также для всех читателей, интересующихся отечественной историей и историей Церкви.2-е издание, переработанное и дополненное.
Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.
Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.
Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.
Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.