Сети города. Люди. Технологии. Власти - [125]
Использование Instagram в музее – это комплексный феномен. С одной стороны, он предполагает практики посещения музея со своими нормами, правилами поведения и принятыми форматами взаимодействия с музейными объектами. С другой стороны, это культурные практики фотографии, имеющие свою долгую историю. Наконец, это практики instagram-платформы, которые, несмотря на свое недавнее появление, уже хорошо опознаются. Все это формирует природу публикаций о посещении музея в эпоху социальных медиа.
Недостатком многих работ о цифровых технологиях в музее является то, что фотографирование рассматривается как самодостаточная практика, не связанная с более широким культурным и технологическим контекстом. Отсюда возникают полярные позиции по отношению к фотографии в музее. С одной стороны, мы наблюдаем критику визуального потребления, в котором стремление создать красивую фотографию затмевает образовательную цель визита в музей. С другой стороны, фотографирование поощряется как более осмысленный способ взаимодействия с экспонатами, приводящий к структурированию информации о музее. На наш взгляд, фотографирование в музее следует интерпретировать скорее в контексте современной практики создания цифровых следов о посещении места, нежели практики, преследующей цель исключительно образования или развлечения.
Анализируя содержание фотографий, авторы существующих работ не учитывают того, что музей – это зачастую значимое городское пространство, посещение которого входит в опыт освоения города и сопровождается фотографией как особым видом эстетического визуального потребления[742]. Документирование этого события направлено на передачу сообщения о присутствии конкретного человека в конкретном месте. Это формирует в том числе определенный канон того, как и что фотографируется[743]. Потому сегодня, когда Instagram стал одной из наиболее популярных платформ для обмена фотографиями, упускать эту связь, особенно в контексте посещения музея, было бы неверно.
«Туристический канон», ориентированный на конструирование связи между туристом и городом, продолжает себя и в музейной мобильной фотографии. Установка на документацию посетителя рядом с памятным объектом прослеживается и здесь – посетители Эрмитажа позируют на Иорданской лестнице, рядом с наиболее известными шедеврами, на фоне Зимнего дворца. Копирование поз статуй, разыгрывание композиций живописных полотен не является чем-то новым и присущим исключительно фотографии в музее и является одним из способов «вписывания себя в контекст города»[744]. Однако если в городском пространстве непосредственно взаимодействие условно разрешено – городскую скульптуру можно приобнять, потереть ей нос на счастье, – то в музее посетителям остается только копировать изображенное.
Селфи выступает здесь, с одной стороны, новшеством, а с другой стороны, укладывается в туристическую практику коллективных и индивидуальных фотографий. Фото, изображающие руки или ноги и стаканчики кофе, также передают сообщение о нахождении посетителя в музее, что типологически восходит к туристической фотографии. Но если раньше человек должен был присутствовать на фотографии с памятным объектом, то сейчас это не обязательно – присутствие обеспечивается тем, что фотография выложена в instagram-аккаунте, принадлежащем автору фото. Популярность коллажей также можно объяснить желанием собрать визуальное сообщение о посещении музея и буквально показать подписчикам, из чего этот опыт состоит.
Однако рассматривать фотографию в музее только через перспективу туристического канона было бы не вполне корректно. Instagram наследует особенности туристической фотографии, одновременно расширяя ее возможности с помощью новых инструментов. Наследование не предполагает копирования или точного воспроизведения предшествующих практик. Исследователи современных цифровых технологий отмечают, что сегодня мы можем увидеть как минимум два отличия «культуры Kodak» от современных практик фотографии. В то время как более традиционные формы обращения с фотографией предполагали, что снимки будут демонстрироваться лишь узкому кругу знакомых и друзей, новые технологии принципиально расширяют аудиторию адресатов. В «культуре Kodak» владельцы изображений стремились контролировать интерпретации фотографий во время демонстрации снимков. Пользователи социальных сетей типа Instagram или Flickr, наоборот, превращают фотографирование и выкладывание фотографий в публичное событие, которое сопровождается обсуждением и оцениванием со стороны других, в том числе незнакомых, людей[745].
Использование instagram-платформы вносит свои коррективы и в документирование посещения музея. Фотографии, выложенные в Instagram об Эрмитаже, – это материал для выстраивания собственной визуальной идентичности и попытка связать себя с «высокими» практиками потребления культуры и искусства. Именно поэтому фотографии должны быть легко интерпретированы широкой аудиторией подписчиков. Это приводит к повторяемости сюжетов и объектов съемки, появлению в Instagram популярных произведений искусства и знакомых интерьеров, которые соответствуют сложившемуся визуальному образу Эрмитажа. Открывая возможности для создания новых образов, Instagram одновременно закрепляет существующие стереотипы
Эта книга посвящена современному городу и вдохновлена им. Под общей обложкой собрана богатая мозаика исследовательских подходов и сюжетов, пытающихся ухватить изменчивость, множественность и неоднозначность городской жизни. Это разнообразие объединяет микроурбанизм – подход, предлагающий «близкий взгляд» на город: возможность разглядеть его через мелочи и детали. С их помощью раскрывается насыщенная повседневность города и привлекается внимание к его главным действующим лицам – обывателям, которые своими повседневными действиями, чувствами, настроением создают город, его значимые места и маршруты.
В работе проанализированы малоисследованные в нашей литературе социально-культурные концепции выдающегося немецкого философа, получившие названия «радикализации критического самосознания индивида», «просвещенной общественности», «коммуникативной радициональности», а также «теоретиколингвистическая» и «психоаналитическая» модели. Автором показано, что основной смысл социокультурных концепций Ю. Хабермаса состоит не только в критико-рефлексивном, но и конструктивном отношении к социальной реальности, развивающем просветительские традиции незавершенного проекта модерна.
История нашего вида сложилась бы совсем по другому, если бы не счастливая генетическая мутация, которая позволила нашим организмам расщеплять алкоголь. С тех пор человек не расстается с бутылкой — тысячелетиями выпивка дарила людям радость и утешение, помогала разговаривать с богами и создавать культуру. «Краткая история пьянства» — это история давнего романа Homo sapiens с алкоголем. В каждой эпохе — от каменного века до времен сухого закона — мы найдем ответы на конкретные вопросы: что пили? сколько? кто и в каком составе? А главное — зачем и по какому поводу? Попутно мы познакомимся с шаманами неолита, превратившими спиртное в канал общения с предками, поприсутствуем на пирах древних греков и римлян и выясним, чем настоящие салуны Дикого Запада отличались от голливудских. Это история человечества в его самом счастливом состоянии — навеселе.
Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.
Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.
Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.
Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.
Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.
Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.
Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.