Сети города. Люди. Технологии. Власти - [124]
Любопытно появление фотографий со стаканчиками кофе в руках – они транслируют круг потребительских практик, в который включено посещение Эрмитажа. Наиболее популярными стали стаканчики сети кофеен, чья бело-зеленая гамма оформления обыгрывается на фоне бело-зеленого фасада Зимнего дворца.
Говоря о визуальных средствах Instagram, стоит упомянуть случаи обработки полученных фото. Среди фотографий Эрмитажа чуть более половины не имеют фильтра вообще, то есть музейные интерьеры фотографируются такими, как есть. Наиболее популярными фильтрами стали Valencia (3,6 %), Amaro (3,5 %), Clarendon (3 %), Lo-fi (3 %), Mayfair (3 %), Juno (2,5 %). Сделать выводы относительно того, почему именно эти фильтры используются и какие значения вкладывают посетители при их использовании, весьма затруднительно. Распространено мнение о том, что все фильтры придают «винтажный» вид мобильным фотографиям[739]. Выбор именно этих фильтров можно объяснить и тем, что в приложении они предлагались первыми в линейке фильтров.
В дополнение к цветным снимкам в базе присутствуют фотографии без цвета – черно-белые или серые, которые составили менее 2 % от всех фото. В этой группе – изображения скульптуры, пустых холлов и лестниц, селфи. Эмпирические наблюдения позволяют нам говорить о том, что в пространстве Эрмитажа сделать такие снимки затруднительно, поэтому для их создания применялись фильтры. Черно-белая обработка служит не только средством для придания «античного» вида, но отражает иные визуальные предпочтения. В изображении пустого пространства, минимализме деталей, иерархии информации и внимания можно проследить элементы визуальной instagram-эстетики, которую Лев Манович относит к «дизайнерской»[740].
База данных, ограниченная хештегами, дает возможность собрать фотографии, которые пользователи Instagram непосредственно называют «Эрмитажем» и ассоциируют с музеем. Эти фотографии позволяют сделать несколько наблюдений о том, где проходят символические границы между музеем и городом и каково место музея как публичного пространства города.
На фотографиях, снятых вне музея, запечатлена разная степень удаленности посетителя Эрмитажа от Зимнего дворца. Среди сюжетов – фотографии непосредственно Зимнего дворца, пространства рядом с ним (Дворцовая площадь и Главный штаб, Миллионная улица, Дворцовая набережная), удаленное пространство города (например, Петропавловская крепость), которое тем не менее отмечено как «Эрмитаж». Посетители Эрмитажа фотографируют Зимний дворец с Дворцового моста, с Васильевского острова, с пляжа Петропавловской крепости, в районе Миллионной улицы. Множество фотографий Эрмитажа сняты с Зимней канавки и несколько – на углу Невского проспекта и Большой Морской улицы по направлению к Главному штабу. Что удивительно, посетители музея указывают хештег Эрмитажа, находясь в Александровском саду и с колоннады Исаакиевского собора. Любопытно видеть, как эти фотографии описывают своеобразную окружность вокруг Зимнего дворца и вписывают посещение Эрмитажа в наиболее популярные туристические маршруты Санкт-Петербурга. Таким образом, Эрмитаж символически включается в пантеон туристических достопримечательностей города.
Фотографий становится больше, когда посетители приближаются к самому Эрмитажу и заходят на Дворцовую площадь. После передачи пространства восточного крыла здания Главного штаба Государственному Эрмитажу площадь оказалась буквально включена в эрмитажное пространство, окруженная двумя «эрмитажами» сразу. Самым популярным объектом на фотографиях, снятых вне музея, является Зимний дворец, а точнее – его фасады. Стоит отметить большое разнообразие элементов, которые фотографируют посетители: решетка с орлом, внутренний дворик, трубы и статуи на крыше. Главный штаб пользуется гораздо меньшей популярностью[741], и, если Зимний дворец снимают с разных ракурсов, в Главном штабе обычно выделяют арку, ее архитектурные элементы и часы Менделеева. Наиболее популярный ракурс – это фотография из-под арки, с видом на Александровскую колонну и Зимний дворец. Появление Главного штаба среди фотографий, относящихся к Эрмитажу скорее говорит о том, что посетители ассоциируют Главный штаб с Эрмитажем через единый архитектурный ансамбль Дворцовой площади.
Самые частые фотографии Дворцовой – когда она полна людей, которые гуляют, фотографируются, сидят на брусчатке, гладят лошадей, катаются на велосипедах и коньках, играют на музыкальных инструментах. Судя по количеству фотографий, Дворцовая площадь – это еще одно пространство Эрмитажа. Но если в музее позирование ограничено туристическим позированием или селфи, то репертуар фото с Дворцовой площади значительно богаче. На площади можно подпрыгнуть, забраться кому-то на плечи, обниматься, в летнее время сидеть или даже лежать на брусчатке, в зимнее – лепить снеговиков. Такое разделение буквально говорит о том, что пространство вне музея воспринимается как более свободное, публичное и лишенное строгих правил поведения, принятых в художественном музее.
Таким образом, информационная и визуальная экспансия Эрмитажа благодаря Instagram увеличивается, выдвигаясь в город, хотя и оставаясь в рамках намеченного нами «культурного радиуса».
Эта книга посвящена современному городу и вдохновлена им. Под общей обложкой собрана богатая мозаика исследовательских подходов и сюжетов, пытающихся ухватить изменчивость, множественность и неоднозначность городской жизни. Это разнообразие объединяет микроурбанизм – подход, предлагающий «близкий взгляд» на город: возможность разглядеть его через мелочи и детали. С их помощью раскрывается насыщенная повседневность города и привлекается внимание к его главным действующим лицам – обывателям, которые своими повседневными действиями, чувствами, настроением создают город, его значимые места и маршруты.
В работе проанализированы малоисследованные в нашей литературе социально-культурные концепции выдающегося немецкого философа, получившие названия «радикализации критического самосознания индивида», «просвещенной общественности», «коммуникативной радициональности», а также «теоретиколингвистическая» и «психоаналитическая» модели. Автором показано, что основной смысл социокультурных концепций Ю. Хабермаса состоит не только в критико-рефлексивном, но и конструктивном отношении к социальной реальности, развивающем просветительские традиции незавершенного проекта модерна.
История нашего вида сложилась бы совсем по другому, если бы не счастливая генетическая мутация, которая позволила нашим организмам расщеплять алкоголь. С тех пор человек не расстается с бутылкой — тысячелетиями выпивка дарила людям радость и утешение, помогала разговаривать с богами и создавать культуру. «Краткая история пьянства» — это история давнего романа Homo sapiens с алкоголем. В каждой эпохе — от каменного века до времен сухого закона — мы найдем ответы на конкретные вопросы: что пили? сколько? кто и в каком составе? А главное — зачем и по какому поводу? Попутно мы познакомимся с шаманами неолита, превратившими спиртное в канал общения с предками, поприсутствуем на пирах древних греков и римлян и выясним, чем настоящие салуны Дикого Запада отличались от голливудских. Это история человечества в его самом счастливом состоянии — навеселе.
Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.
Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.
Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.
Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.
Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.
Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.
Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.