Сеть Сирано - [51]

— Да какая же ты дура, Оленька! — мать резко сменила тактику. — Ты у меня умнее всех живых! Просто ты стесняешься. У тебя зажим. И ты преодолеть его не можешь. А у меня зажима нет! Потому что я лицо физически незаинтересованное! Мне вообще все равно! Я просто так время провожу! У меня же своей личной жизни нет, вот я твоей и пользуюсь!

— Вот я и говорю, разве так можно! Ты же не своей, ты моей жизнь живешь!

— Да как же, Оленька, я же тебе не чужая, как же мне твоей жизнью не жить?

— Свою заведи! — отрезала я.

В дискуссиях такого рода, мне редко удавалось одержать победу. Но сегодня, я чувствовала, победа была близка. Еще чуть-чуть дожать, и мамочка брякнется на лопатки. Она уже сейчас смотрит на меня глазами побитой собаки.

— Да где же мне ее взять, свою-то жизнь? — тихо спросила мама.

— А это уже не мои проблемы, — спокойно сказала я. И с чувством глубокого удовлетворения добавила: — И, вообще, в мой профайл больше не лезь. Я тебе запрещаю.

Мать, было, вскочила с кресла, и снова в него осела.

Знакомый приемчик. Для полноты картины не хватало, чтоб она еще схватилась за сердце и посмотрела на меня всепрощающим и одновременно презрительным взглядом. Я решила не дожидаться привычного финала и первая покинула поле боя. Лучше чайку попить на сон грядущий, чем наблюдать за ее кривляньями.

Но я рано радовалась. Казалось, лишь рукой подать, но на самом деле до полной и окончательной капитуляции было еще далеко.

Мать вошла на кухню и села напротив меня.

— Чай будешь? — спросила я намеренно равнодушно.

Она не ответила.

Мои внутренние кошки занервничали и приготовились выпустить когти. Если она так еще немножко посидит, я не выдержу и начну просить прощенья. Но мама меня опередила:

— Я виновата перед тобой, Оленька, — глухо сказала она, — я очень перед тобой виновата. Ты права, я действительно слишком далеко зашла.

— Вот и хорошо! — обрадовалась я, — давай на этом и закончим!

— Давай, — согласилась она. Но как-то вяло согласилась, без энтузиазма.

И вдруг она подняла на меня глаза, доверху наполненные слезами:

— Оленька, пожалуйста, не лишай меня этой последней радости!

— Блин! Я не могу больше! — снова заорала я. — Мама! Ты больная! Посмотри, на кого ты стала похожа! — я схватила ее за руку и поволокла к зеркалу. — У тебя же мальчики безумные в глазах! Подумай своей башкой, для чего тебе, взрослой женщине, это надо? Что ты будешь с ними делать? А если они вдруг узнают правду? Представляешь, что будет? Ты же не только их обманываешь, ты же обманываешь себя! Разве я не вижу, как ты мучаешься?

Но она все причитала: «Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…!»

Так бы и убила на фиг дуру старую!

— Или ты сейчас мне дашь честное слово, что ты с ними завязываешь, или я уйду из дома к чертовой матери!

Мой ультиматум подействовал на нее странным образом:

— Куда же ты пойдешь в первом-то часу ночи? — всхлипнула мать.

Я потеряла дар речи. Такого я от нее не ожидала. Оказывается, ей мужики были дороже родной дочери!

— Ну, ты даешь! — восхитилась я.

Мне больше не о чем было с ней говорить. Я встала и пошла в свою комнату. Мать засеменила следом.

— Оленька! Послушай, меня Оленька! Ну давай ты никуда не пойдешь? — она ходила вокруг меня, странно подпрыгивая. — На что ты обиделась, я не понимаю? Оленька! Мне ничего не нужно! Мне никто не нужен, кроме тебя! Я просто хочу, чтобы ты была счастлива! А счастье само не приходит, ему нужно помогать. Вот я ему и помогаю, а, следовательно, помогаю тебе. В качестве не сводницы, а профессиональной свахи. Что здесь плохого? Я же не первого попавшегося хватаю, я провожу огромную аналитическую работу! Конечно, поначалу и у меня случались промахи, но в целом успехов было больше! Неужели ты не понимаешь, что за такие услуги люди еще и деньги готовы платить, а я даром тебе досталась. Да разве мать родной дочери плохого пожелает? Я же чистильщик! Весь мусор убираю, а оставляю тебе только самое лучшее! А хочешь, я прямо сейчас тебе весь свой опыт передам? Тут же все очень просто! Одна совсем маленькая хитрость! Просто в каждом твоем ответном послании тоже должен присутствовать вопрос! Чтобы нить разговора не прерывалась! И быстро надо соображать! Архи быстро! Чтоб мальчик не успел к другой девочке свалить! Их же там таких умных миллионы! Или наоборот затаиться и не отвечать, пусть помучается. А потом как ни в чем не бывало появиться снова. У меня на этот случай поводок короткий, дернула и сразу у них условный рефлекс. К ноге, малыш, быстро к ноге! Я же любого, заметь, любого за жабры возьму и к тебе на тарелочку с голубой каемочкой доставлю!

— Мама! Ты больна! Отстань от меня! — отбивалась я, — я ухожу! Понимаешь ты или нет?

— Оленька! Ну как же я от тебя отстану? Куда же ты пойдешь, родная моя? Ночь на дворе! Маньяки!

Я быстро забрасывала вещи в сумку:

— У меня теперь, благодаря некоторым, есть с кем переночевать!

— Не пущу! — мамуля стояла в дверях, опираясь руками в косяки.

Ни дать, ни взять — Родина-мать. За нами только Москва. Коммуняки — вперед, нас ждут великие свершенья!

— Кончай комедию ломать, — сказала я.

— Ты уйдешь из дома только через мой труп! — пригрозила она.