Сестра Харуна-ар-Рашида - [50]

Старец знал цену халифским речам.

— Я благодарен эмиру правоверных за сердечное участие, — проговорил он вслух, а сам про себя подумал: «Можно ли тебе вообще когда-нибудь верить?». И добавил: — Я буду оплакивать участь Ибн аль-Хади, судьба которого отмечена в небе неблагоприятной звездой. Разреши удалиться?

— Пожалуй, так будет лучше, дядюшка. Нам нужно побыть в одиночестве, — ответил Харун ар-Рашид и, пока шейх Исмаил, пятясь, выходил из зала, пристально смотрел на него.

Глава XLI АБД АЛЬ-МЕЛИК ИБН САЛИХ И АБД АЛЬ-МЕЛИК ИБН БАХРАН

— Эмир правоверных обещал со временем подыскать тебе что-нибудь подходящее. Как и я, он искренне сожалеет о невозможности твоей женитьбы на Аалии. Мы с тобой просто опоздали. Что поделаешь!.. Терпение, сын мой, есть высшая мудрость. У тебя все впереди, — проговорил шейх Исмаил, заканчивая рассказ о приеме у халифа. Всеми силами он пытался успокоить Ибн аль-Хади, вселить надежду в сердце юноши. О неудачной попытке выторговать престолонаследие или хотя бы управление вилайетом он предусмотрительно умолчал.

Солнце клонилось к западу. Последние косые лучи скользили по открытой веранде небольшого багдадского дворца, принадлежавшего старейшему хашимиту. Старец был удручен. Всю дорогу он думал, где и в чем допустил промах. Время от времени отвлекаясь от тяжких мыслей, наблюдал за сопровождавшими его слугами: они спокойны, — какое им дело до невзгод и неудач господина?..

— Да будет так! — вздохнул Ибп аль-Хади. — Пока ты отсутствовал, я узнал, что Аалия обручена. Обидно другое… Известно ли моему наставнику, как и по какому поводу произошло это обручение?

— Нет, — признался шейх Исмаил и сразу же добавил: — Хотя я предполагаю… Ибрагим является сыном Абд аль-Мелика, который принадлежит к тем редким хашимитам, что вхожи к визирю. Думаю, Джаафар ибн Яхья по его просьбе ходатайствовал за Ибрагима перед халифом. Ибрагим ведь двоюродный брат Аалии, он имеет на девушку такие же права, как и ты.

— О, если бы все это было так! — воскликнул юноша. — Визирь ни с кем не считается, поступает, как ему вздумается, насмехается над нами. Сегодня утром меня навестил верный человек, его слуга. Оказывается, позавчера у Джаафара ибн Яхьи состоялся меджлис веселья; разодетый в шелка и драгоценности вольноотпущенник развлекался со своими фаворитами. Кутеж предвиделся знатный, и визирь приказал никого не впускать, кроме Абд аль-Мелика ибн Бахрана — управляющего хозяйством. А эмир празднества не расслышал, понял — надо пустить Абд аль-Мелика, и все тут. Вышло же так, что Абд аль-Мелик ибн Бахран где-то задержался. Про меджлис веселья тем временем разведал другой Абд аль-Мелик, отец Ибрагима, Абд аль-Мелик ибн Салих, давно уже думавший о том, как бы получше пристроить сына и поправить свои дела. Он подождал, когда Джаафар ибн Яхья, по его расчетам, должен был изрядно охмелеть, и вошел во дворец.

Эмир празднества, нисколечко не сомневаясь, что это тот Абд аль-Мелик, которого ждут, доложил визирю: «Пришел Абд аль-Мелик! Разреши впустить?» — «Я же приказывал тебе, — крикнул в ответ Джаафар ибн Яхья, — пусть входит немедленно».

Итак, меджлис веселья в разгаре, все пьют вино, вдруг дверь растворяется и в черной джуббе и чалме порог переступает Абд аль-Мелик ибн Салих, известный трезвенник, который не то что вина — финикового напитка никогда не пробовал, пил только то, что пьет виноградная лоза, — чистую воду. В зале переполох, фавориты сконфужены, хозяин не знает, что делать.

Абд аль-Мелик видит: случай, как говорится, сам идет в руки. Упустить его он не намерен и просит, чтобы принесли «костюм опьянения». Джаафар ибн Яхья тотчас отдает распоряжение, не догадываясь, что за этим последует. Трезвенник протягивает руку за чашей из полосатого оникса и у всех на глазах осушает ритль вина. Ему подносят еще. А он, этакий хитрец, кричит: «Наконец-то сбылась моя мечта! Во имя аллаха всемилостивого и всемогущего!» — и снова выпивает до дна.

Визирь на верху блаженства, — еще бы, все обошлось, лучше и по пожелаешь! Он пьет пуще прежнего и кричит на весь зал: «Ты впервые в моем дворце, Абд аль-Мелик! Ты мой гость, и я должен тебя отблагодарить. Говори, чего тебе хочется! Все исполню!». Абд аль-Мелику только этого и надо. «Сердится на меня халиф», — заявляет он для начала. «Халиф будет тобою доволен!» — гремит визирь. «У меня долг четыре тысячи тысяч дирхемов». — добавляет Абд аль-Мелик. «Нет у тебя больше долга! — окончательно хмелея, заверяет вольноотпущенник. — В знак особой милости халиф пожалует Аалию в жены твоему сыну и даст ему Египет в придачу».

Шейха Исмаила душил гнев. Но он не хотел подавать виду, что только что услышанная история произвела на него такое впечатление, поперхнулся и, едва овладев собой, проговорил:

— Погоди, сын мой! Тебе все это наплел доносчик. Можно ли ему верить? Не прибавил ли он половину, чтобы выклянчить побольше дирхемов?

— Ты никому не веришь, мой наставник! — возразил юноша. — Еще обвиняешь аль-Амина за его оргии. То, что творит вольноотпущенник, находит подтверждение! Аалия — это плата за выпивку. А халиф тоже хорош! Согласился отдать дочь Ибрагиму! Поднял знамя над его головой, назначил наместником Египта