Сестра Харуна-ар-Рашида - [49]

— Говори, дядюшка. Нам приятно вести с тобой беседу.

В знак благодарности шейх Исмаил сложил руки на груди.

— Почему эмир правоверных считает Ибн-аль-Хади недостойным женихом для своей дочери? — спросил он почтительно. — Разве кровь обоих не соединена в крови деда аль-Мансура, человека приятного, халифа знатного, да будет земля ему пухом?

— Я не сказал, что племянник недостоин моей дочери, — ответил Харун ар-Рашид, сжимая халифский жезл, который держал в руках. — Но самым достойным из всех достойных будет тот, за кого она выйдет замуж. Я искренне сожалею, что ты, дядюшка, опоздал. Аалия обручена.

— Обручена?! — чуть не поперхнулся шейх Исмаил, удивляясь тому, что обручение не объявлено. — Прости, эмир правоверных! Если б я знал, то не стал бы приставать к тебе с подобной просьбой.

Халиф беспокойно задвигался на тахте. Он ждал, что старец, догадавшись, поднимется и уйдет. Но шейх Исмаил не трогался с места. Тогда Харун ар-Рашид пояснил:

— Визирь Джаафар ибн Яхья просил у нас руки Аалии для Ибрагима Абд аль-Мелика, который, так же как Иби аль-Хади, является нашим племянником по мужской линии. Мы не желаем тебе отказывать, дядюшка, по взять свое слово обратно было бы недостойно. Оно дано хашимиту.

Старец закусил губу, он боялся проговориться и выдать себя. Подумать только, его обошел Бармекид, которого он собирался взять под свою защиту!

— Пусть наш племянник попросит что-нибудь другое! — предложил Харун ар-Рашид, имея тайную цель выведать истинные намерения Ибн аль-Хади.

Глава XL ЕЩЕ ОДИН ПРОВАЛ

Шейх Исмаил приободрился: сватовство сорвалось, и о нем следовало забыть, так тем более нужно было использовать стремление халифа возместить неудачу!

— Отказаться от слова, данного хашимиту, недостойно, — проговорил он. — Я это отлично понимаю. Я посулил Ибн аль-Хади возвысить его и должен сдержать обещание.

Харун ар-Рашид наблюдал за стараниями шейха Исмаила оправдать свою настойчивость. Старец хотел обуздать юношу, и это было в интересах халифата. Но эмир правоверных не терпел, чтобы вмешивались в его дела.

— Твое стремление укрепить власть нам известно, и мы высоко его ценим. Могущество халифата зиждется на советах мудрейших, — процедил он сквозь зубы. — Как ты думаешь, что можно сделать для Ибн аль-Хади?

— Я безмерно счастлив, что эмир правоверных, да продлит аллах его дни, заботится о племяннике и ценит мои скромные усилия. Мне кажется, юноше нужно дать высокую должность, — проговорил шейх Исмаил и умолк. Затем предложил: — Трудно сказать какую… Может быть, передать ему управление Египтом или Хорасаном…

— Сожалею, дядюшка, искренне сожалею! — воскликнул Харун ар-Рашид, упирая ладони в бедра. На лбу его залегла глубокая складка. — Вчера утром мы пожаловали Египет нашему будущему зятю, а Хорасан давно обещан визирю. Это держится пока в тайне, но от тебя, дядюшка, я не вправе скрывать что бы то ни было.

Удар был силен. Шейх Исмаил склонил голову, но тут же поднял её.

— Эмир правоверных, да будет милостив к нему аллах, разрешит сказать, что у меня на сердце? — спросил он и, получив согласие и откашлявшись, начал: — Я старый, ослабевший человек и знаю свое место в жизни. Я предан халифату и хочу, чтобы перстень с печатью эмира правоверных как можно долее пребывал на пальце Харуна ар-Рашида, а плащ пророка Мухаммеда — на его плечах. Халиф будет знать о заговоре, если его вздумает устроить Ибн аль-Хади. Я позабочусь об этом. Интересы халифата важнее обещаний и клятв. Но нужно искоренить причины, порождающие смуты. Довольно с нас внешних неприятностей: византийцы властвуют в Константинополе, Омейяды бежали в Андалусию. Мы, хашимиты, должны быть сплочены, как никогда. Лучшее средство добиться единства, как я полагаю, это поставить ближайших родственников на службу халифату, дать им высокие посты, а не держать в Басре, где они погрязли в разгуле.

— Великолепно, дядюшка, мы уже начали следовать твоим советам! — перебил Харун ар-Рашид, едва подавляя гнев. — Во главе Египта будет стоять, как ты слышал, хашимит. А куда пам поставить Ибн аль-Хади?

— Есть у меня одна мысль…

— Говори!

— Назначь его третьим престолонаследником.

— Что?! — Харун ар-Рашид, вскочил с тахты. Его жезл отлетел в сторону, плащ Мухаммеда едва не свалился с плеч. — Так вот чего домогается Ибн аль-Хади?! — Эмир правоверных поправил плащ и с криками заметался по залу: — Этому не бывать! Слышишь, не бывать!

Шейх Исмаил быстро поднялся с кресла и попятился к выходу. Он не столько опасался разъяренного халифа, сколько не мог нарушить правила этикета: отпуская посетителей, халиф вставал, это служило знаком, что прием окончен. И все же уйти молча было превыше сил старца. Он задержался возле двери и проговорил:

— Я злоупотребил благосклонностью эмира правоверных, затронул больные вопросы, которых, возможно, не стоило касаться. Прошу извинить меня за дерзость.

Остановившись перед стеной, Харун ар-Рашид уставился на изречения из корана. Медленно повернулся. На лице его снова играла улыбка.

— Дядюшка имеет право на наше внимание, — проговорил он прежним ласковым тоном. — Мы на него не можем быть в обиде. То, что мы допустили резкость, вовсе не значит, что резкость эта была направлена против него. Отнюдь нет. Лично к нему у нас самое доброжелательное отношение. Разве можно не уважать мудрейшего из хашимитов? Мы сожалеем только о том, что просьбы его невыполнимы.