Серый туман - [17]

Он подождал, пока Олег устроится на творении отечественной мебельной промышленности, обитом подделкой под бархат, и примостит у ножки свой дипломат. Чемодан он в последний момент решил прихватить для солидности и теперь сильно жалел, поскольку на коленях его держать неудобно, а стоять вертикально на полу пустое бумаговместилище решительно отказывалось.

— Звать меня Пал Семеныч, фамилия пока необязательна, должность у меня солидная, но сейчас тоже неважная, а разговаривать мы станем о политике, — хозяин кабинета язвительно ухмыльнулся. — Ты меня не знаешь, зато мы, — он сделал ударение на «мы», — знаем тебя очень хорошо. Знаем, где родился, как учился, что на обед любишь есть и сколько раз в день в сортир бегаешь, — язвительная усмешка плавно перетекла в сальную. — В общем, знаем мы тебя лучше, чем ты сам, так что тебе и лампу в глаза направлять не надо, чтобы насквозь увидеть.

Пал Семеныч тяжело задышал.

— Душно здесь, — пояснил он в пространство, — вентиляция барахлит. Глядишь, еще астму заработаешь прямо на трудовом посту, — он поудобнее развалился в кресле, не отрывая от Олега буровящего взгляда. — Так о чем я? А, ну да, о политике. В общем, все мы о тебе знаем, орленок ты наш, только одного пока не понимаем, — он резко наклонился вперед. — Почему ты сюда пришел?

Слегка опешивший Олег заморгал глазами. От тона, которым был задан последний вопрос, у него между лопаток забегали мурашки. Вот докопался мужик, мелькнула мысль, прямо следователь на допросе. Впрочем, почему «прямо»? Он и есть следователь. Едва ли не главный в стране. Сейчас вот меня расследует потихоньку, и найдут завтра Кислицына Олега Захаровича, жертву разбойного нападения, где-нибудь за городом. Начальник Канцелярии, по слухам, шутить не любит, исповедуя принцип «нет человека – нет проблем». Если чем не понравлюсь – мертвые свидетелями не бывают. Сомнительно, конечно, что я как свидетель кому-нибудь нужен: даже Служба Общественных Дел без особой нужды с КНП не свяжется, а больше-то и некому. Ну, значит шлепнут для перестраховки. Так что крутись, дорогой ты мой, как червяк на сковородке.

Олег тоже слегка подался вперед.

— Потому что надоело мне быть старшим помощником младшего ассенизатора, — отрезал он. Он с удовлетворением заметил, как брови начальственного Пал Семеныча поползли вверх. — Я в последний раз повышение получил три года назад, и с тех пор хорошо уяснил – никуда с нынешней должности уже не денусь, — Олег набрал в грудь новую порцию воздуха. — Есть у меня в личном деле запись. «Полностью соответствует своему служебному положению», так она звучит. Знакомый кадровик посочувствовал, показал. Вы, Павел Семенович, сами понимаете…

Он с удовлетворением заметил, что толстяку понравился новый доверительно-обиженный тон. Главное, не кусаться все время и лизать хоть иногда!

— …что с такой записью… хм. В общем, про карьеру можно забыть. И ладно бы, если за дело, а то ведь начальник мой, Товстоногов, расстарался – не понравилось ему, что я как-то раз перечить посмел. Требовал от меня, знаете, сервиз ему найти…

— Дальше, — оборвал его хозяин кабинета, — про Товстоногова все ясно. Значит, начальство не любишь?

— Ох, да что вы, Павел Семенович, — почти искренне возмутился Олег, — при чем здесь начальство? Товстоногов наш…

— Да хватит тебе про Товстоногова! — раздраженно бросил хозяин. — Потом вон ему в жилетку поплачешься, — он кивнул в угол, где всеми забытый и одинокий сидел настороженный Прохорцев. Тот, как видно, переживал за своего протеже, но не смел вставить ни слова в его поддержку, подавленный авторитетом начальства. — Что тебе от нас-то надо?

— Мне? — Олег глубоко вздохнул. — Мне надо много. Вы меня нашли, не я вас, так что купить меня дорогого стоит. Зато и товарец получите неслабый, — он позволил себе слегка усмехнуться. — Снабженец-доставала с длинным острым языком, не любящий начальство – такие редко встречаются.

На сей раз он ухмыльнулся уже во весь рот, как бы приглашая присутствующих вместе посмеяться над нелепостью предложения. Затем, резко стерев с лица улыбку, он встал, подошел к столу и оперся на него, уставившись собеседнику прямо в глаза.

— Павел Семенович, вы прекрасно понимаете, что я пришел сюда не приятные беседы вести. А еще я прекрасно понимаю, чем визит для меня может кончиться. Расстрел за антигосударственную деятельность еще никто не отменял… господин Шварцман Павел Семенович. Кстати, я прекрасно знаю, кто вы. Или вы думаете, что настолько не известны людям? Давайте перестанем играть в кошки-мышки и перейдем к делу. Зачем я пришел, я объяснил. А чего ВЫ от меня хотите?

Какое-то время толстяк смотрел на него непонимающим взглядом, а затем захохотал. Смеялся он долго, взахлеб, на глазах у него выступили слезы, цветом же лица он стал напоминать вареного рака.

— Расс… расс… — он пытался и не мог выговорить слово. — Расс… трел!

Им овладел новый приступ хохота. Немного справившись с собой, он махнул рукой.

— Садись на место, пока ты меня до смерти не уморил! — Он зашелся в новом приступе смеха. — Ох, дружок, ну и насмешил же ты меня. Расстрел! — Он хихикнул еще раз. — Так уж и быть, расстреливать тебя, такого смелого и решительного, мы не станем. Пока не станем, во всяком случае. Чаю хочешь?