Серый туман - [18]

— Хо… хочу, — пробормотал Олег, плюхаясь обратно на свой стул. Реакция собеседника сбила его с толку, так что теперь он согласился бы и на стакан синильной кислоты. Интересно, пробился я или таки нет? Ох, ладно, сделал я все, что мог – лесть он любит, но не грубую. Надеюсь, я правильно его просчитал. Остается только положиться на фортуну. — Мне без лимона, если можно…

* * *

Когда за Олегом закрылась дверь, а секретарша унесла стаканы, Шварцман какое-то время барабанил пальцами по столу. Потом медленно повернул голову и взглянул на Прохорцева.

— Да уж, друг сердешный, нашел ты кадра, — процедил начальник Канцелярии сквозь зубы. — Нахальный – совсем как я в молодости. Неужто никто попроще под руку не подвернулся?

— Ну… — секретарь-референт скорчил неопределенную мину. — Наверное, можно найти кого-нибудь. Но вы ведь сами сказали – потребны молодые и самостоятельные, а самостоятельный и в то же время тюфяк – либо оксюморон, либо сексот Дуболома. Парень еще молодой, так что пообломается, научится уважению…

— Да уж такой нау-учится… — протянул Шварцман. — Но чем-то паренек мне нравится. Он кстати, как, не того?.. Не гомик?

— Нет, Пал Семеныч. Проверяли его. Нормальный парень, с девицами романы крутит, только вот ни одна у него не задерживается.

— А чего ж тогда в тридцать пять даже не разведен ни разу? Принципиальный холостяк, что ли?

Прохорцев развел руками, всей фигурой излучая растерянное недоумение.

— Ну ладно, замнем пока. Женим, если приживется. Новую должность ему присмотрели?

— Да. Минтранс, начальник отдела общей статистики в департаменте грузовых перевозок. Образование вот у него не слишком подходящее, но там очень уж подходяще Птица на пенсию собрался. Заявление об уходе Кислицын по договоренности подаст завтра же, отработает на старом месте положенный срок – и начнет устраиваться.

— Значит, прямо Перепелкину в зубы… — начальник Канцелярии задумчиво почесал нос. — Добрый ты, Сеня, ох, добрый. Сожрут ведь паренька и не подавятся. Впрочем, если сожрут, то мне такие и не нужны. Но поторопился ты с договоренностями. А если бы он мне не понравился?

Прохорцев пожал плечами, демонстрируя легкое раскаяние.

— Всегда можно еще куда-нибудь задвинуть, — безразлично ответил он. — Можно и Дуболому сдать. То-то общаки порадуются брошенной кости…

— Тоже мысль, — согласился Шварцман. — Ладно, приглядывайся к нему, да помни – он на твоей личной ответственности. Все, пока свободен. Пойдешь через предбанник – передай Марице, чтобы через полчаса замов собрала на совещание.

28.10.1581, суббота

Двое сидят перед большим, на всю стену, экраном. Вернее, только один из них сидит, другой же оперся бедром о край пульта управления. Они молчат. Тот, что помладше – невысокий сухощавый парень лет двадцати пяти – внимательно смотрит на пульт и на экран, изучая. Второй, скрестив руки на груди и барабаня пальцами по бицепсу, думает о чем-то своем. Его взгляд обращен внутрь, так что когда сидящий наконец обращает на него внимание, он некоторое время не реагирует. Если бы в помещении использовались обычные лампы, то в полной тишине слышался бы лишь тонкий звон почти перегоревшей вольфрамовой нити. Но в помещении нет ламп накаливания. Мягкий, непонятно откуда идущий белый свет с легким желтоватым оттенком заполняет помещение. Кажется, будто в пасмурный, но не слишком, день неяркое осеннее солнце краешком глаза заглянуло в облачную прореху. Можно подумать, что светятся сами стены. Но на самом деле стены матовые, и если поднести к ним руку, то повернутая к стене ладонь окажется затененной.

Да и тишины в комнате нет. Если прислушаться, закрыв глаза и отрешившись от всех других чувств, в отдалении начинают звучать приглушенные голоса. Звонко смеется девушка, что-то возмущенно кричит мальчишка, гудит проезжающий автомобиль. А может, наоборот – не слышно ни голосов, ни звуков города, только шелестит июльская листва, насквозь пронзенная солнцем, и слегка журчит невидимый в кустах ручей, запруженный полусгнившим березовым стволом.

Стоящий открывает глаза и несколько секунд изучает терпеливо ожидающего ученика. Куратор кажется немногим старше сидящего, но только если не смотрит в глаза. Темное скуластое лицо, курчавые черные волосы, тяжелый взгляд исподлобья – тусклый взгляд старика, слишком многое повидавшего на своем веку. Усталый взгляд утомленного человека.

— Груда металла, которую ты с таким изумлением разглядывал последние пять минут – просто имитация, — Фарлет наконец нарушает молчание. — Просто тренажер для адаптации. В институте, в своей прошлой жизни, ты весьма неплохо справлялся с вычислителями, что сильно затруднит твое обучение. Основной твой недостаток – ты слишком много о них знаешь. Неспециалиста обучать приемам общения с Робином не в пример легче, чем тебя. Экран и клавиатура перед твоими глазами предназначены для упрощения адаптации тех, кто обладает определенными навыками работы с обычными машинами. Основам взаимодействия ты обучишься с помощью них, а дальше придется привыкать к основному способу общения с нашим титаном мысли.

— А что представляет из себя основной способ? — осторожно интересуется Семен Даллас, еще только начавший привыкать к новому имени – Тилос. Видно, что он и польщен похвалой, и обижен пренебрежительной оценкой своих знаний. Одновременно его раздирают желания оставаться корректным по отношению к наставнику и показать, что и он не лыком шит. Фарлет улыбается уголком рта.