На экзамен он нарочно опоздал на пять минут, чтобы эффект волшебных таблеток проявился в полной мере. Капсулы не подвели, весь взвод за исключением Головастика мирно похрапывал на столах. Лаудер посмотрел на него, сиротливо стоявшего посреди аудитории, сочувствующим взглядом.
— Что, малек, на тебя не хватило? — насмешливо спросил он. — Ну, обделил бы кого-нибудь другого, почему себя? Ты же вроде как пожертвовал собой, а ничего за это не получил. Не обидно?
Головастик молчал, уши у него пылали ярким цветом.
— Я смотрю, ты понимаешь, как крепко влип, — сказал Лаудер. — В чудеса веришь?
— Нет, — бесцветным голосом ответил Головастик.
— Зря, — заметил Лаудер. — Я дам тебе шанс. Разыграешь свою карту — будет тебе чудо. Нет — значит, не повезло. Согласен?
Головастик кивнул, ничего другого ему не оставалось.
— Будешь отвечать мне один за весь взвод, — сказал ему Лаудер. — За всех шестерых — шесть билетов. Готов побороться за своих друзей?
— Готов, — мрачно ответил Головастик.
— Тогда бери билеты и начинай решать.
Головастик с подозрением посмотрел ему в лицо, выход показался ему каким-то слишком простым для того преступления, которое они совершили. Он подошел к столу, набрал шесть билетов и показал их номера Лаудеру. Тот кивнул, задачи отобразились на проекционном экране. Головастик вышел к доске, развернул ее к себе и взялся за световой карандаш.
— Нет, — остановил его Лаудер. — Сначала это.
И он показал ему желтую капсулу.
Курсанты начали просыпаться почти одновременно, доза препарата была рассчитана на три часа. Они туманными глазами смотрели на исписанные доски, часть букв и обозначений на которых были написаны так криво, что понять их было нельзя. Формулы сползали вниз, наезжали друг на друга, выходили за границы отображаемой области, пересекали друг друга под невообразимыми углами, векторы больше походили на синусоиды. Были ли задачи решены правильно, сказать тоже было невозможно.
Лаудер встал, собрал свои бумаги.
— Поздравляю, — ровно сказал он. — Хотя вы и проспали весь экзамен, ваш друг Эндрюс успешно сдал его за всех.
Курсанты дружно обернулись к молчаливому Головастику.
— Однако это не отменяет того факта, что Эндрюс для этого совершил кражу со взломом, — так же ровно продолжил Лаудер. — Уголовное преступление, которое автоматически влечет отчисление и передачу дела в военный суд. Есть желающие разделить с ним ответственность?
На этот раз в глазах всего взвода отразился ужас. Головастик никак не реагировал на сказанное Лаудером, сидя на стуле возле преподавательского стола с закрытыми глазами.
— А при чем тут мы, сэр? — осторожно сказал Клещ. — Мы же ничего не крали.
— Эндрюс сам придумал такой способ успешной сдачи экзамена? — уточнил Лаудер.
— Сам, — пискнул Водомерка. — Мы его отговаривали.
Остальные энергично закивали в знак согласия.
— Хорошо, — сказал Лаудер. — Свободны.
Курсанты потихоньку потянулись к выходу, боясь даже оглянуться назад. У самых дверей их настиг окрик Лаудера.
— Стоять!
Все замерли там, где их застал его голос, Муха уже держался за ручку двери.
— Вернулись все, — приказал Лаудер. — Сели.
Курсанты вернулись на места.
— Никто ничего не хочет сказать Эндрюсу? — холодно спросил он. — Вы были товарищами два года, найдите для него хотя бы пару слов до суда.
Курсанты молчали, боясь даже дышать.
— Жаль, — сказал Лаудер. — Все пятеро отчислены. Чтобы вещи собрали в течение часа и до отъезда не попадались мне на глаза.
— Но мы же сдали… — возмутился Карась. — Вы же сказали…
— Я этого не говорил, — вежливо ответил Лаудер. — Сдал Эндрюс. Один — за всех вас, под действием такого же препарата, от которого вы спали. Он остается. Остальные — на выход.
Головастик поднял голову. Даже если он и хотел что-то сказать, то не мог, просто отмечал, как покидают аудиторию его бывшие друзья.
— Один за всех, — шепнул Лаудер ему на ухо. — Все по-честному.
А жрать, между тем, хотелось адски. Гейл поворочался, посмотрел на часы и натянул на голову подушку – половина второго ночи, шесть часов до завтрака, если он до него доживет. Какой идиот придумал делать завтрак так поздно?
Виноват во всем был он сам. Точнее, виновата была увольнительная в город, которую он получил на половину дня, и которую, как и все свои сбережения, потратил на то, чтобы подцепить и затащить в кино случайную симпатичную девчонку. Ей он купил попкорн и пепси и первую половину фильма просидел под личиной мужественного героя, а вторую жарко целовался, но сейчас приходилось признавать, что поцелуи плохая замена гамбургерам. От голода не только сводило живот, но и сна не было ни в одном глазу.
Гейл полежал на одном боку, на другом и, наконец, сел, с тоской глядя на храпящих счастливцев. Приносить еду в спальню было запрещено, но ведь могла же у кого-нибудь заваляться конфета? Вполне себе могла. Гейл дернул за локоть соседа справа.
— Уоррен!
Тот разлепил глаза и окинул его мутным взглядом.
— Чего тебе?
— Пожрать есть что-нибудь?
— На часы посмотри, псих, — Уоррен отвернулся и натянул одеяло на голову.
Гейл посмотрел, вздохнул и решительно повернулся к соседу слева.
