Сергей Сергеевич Аверинцев - [41]
4.3.2001. Аверинцев в письме к Ольге Александровне Седаковой упрекает меня за то, что в «Нашем положении» я делаю смесь из наших
407
современных отношений с исламским миром и обстоятельств паламитского движения 14 века, которые подаю кроме того односторонне, но как бы уже окончательно оцененными.
15.8.2001. Трезвые голоса в печати, Аверинцев, Гаспаров, Седакова.
16.8.2002. Читал долго Аверинцева. Так чисто. Но отстраненно. Нет сырого прикосновения, туц. Человек при громадной машине памяти, которую он хранит и обслуживает, и библиотеке, в которую входит ещё и ранняя от родителей привычка быть при ней. Много отдано обороне, в какой-то линии всё. Благочестие Плутарха и сложные договоры на подступах к себе: от ограниченности здесь, а она от рано принятого решения остаться в покое. Он, именно он повернул, увлек establishment за собой? Почему бы нет. Он знает в себе притягательную силу и любит, культивирует ее. Соловьевский юмор.
14.5.2003. Аверинцев поехал в Рим на папскую комиссию и, может быть, как-то поддержать заболевшего Дмитрия Вячеславовича и у него там инфаркт. Он был 7 дней в коме, и О.А.С. не знает, восстановится ли он тем же человеком. Он не мог приехать в Минск и прислал туда 3.3.2003 текст на вручение ей там звания доктора богословских наук. — Болеет о .Димитрий. Он спросил О.А.С., что там, Аверинцев перешел в католичество? Я сказал ей, что ответил бы: Аверинцев нет, но вот я... Она смеялась. Люди спешат. Можно услышать, что Аверинцев уже принял австрийское гражданство.
23.6.2003. Совершенно исключено быть фамильярным с Зализняком. С О.А.С. С Аверинцевым. С О. собственно тоже.
16.8.2003. Зализняк. Вспоминаю Аверинцева в храме Переделкина с диким сумасшедшим взглядом (он прислушивался, на каком языке говорят). Это один (toute pensee) бьющийся ум, и он встречает кору; допустим земную. Ток (свет) возвращается к себе. Он не может пробить вещество иначе как жизнью, жизнь ничем другим как мыслью. Её богатая, играющая природа захватит много; мало ли что встречает и должна поднять мысль.
11.11.2003. «Благовещение» Аверинцева в «Новом мире», 1990. Длинно так, словно он не чувствует вовсе, что сидит на искусственных
408
приемах. Среди конечно богословской выверенности. — О.А. С. рассказывает: он приехал на ученый совет в Риме и сел закинув голову назад молча. Его так и не спросили ни слова, очнувшись только в конце, это может быть через 100 минут. Итальянские врачи сказали, что если бы 20-30 минут раньше, инфаркт не перешел бы в кому. Почему он сам не сказал: «Господа, мне плохо». Грузное большое тело ровно сидит откинувшись. Сейчас он никого не узнает кроме может быть Натальи Петровны. Улучшения ожидают не скоро, месяцы или... — Пять лет назад я его видел в Вене, среди своих. Памятливость, спокойствие, безусловно компетентный профессор. Несколько тихих студентов. Волшебная О.А.С. читает «Путешествие в Тарту». Потом мое странное немецкое говорение. Он слушал и только молчал.
19.11.2003. Сон. Надо подняться в горы, хотя солнце скоро заходит, и взглянуть сверху на море. Люди идут, их много, среди них Аверинцев — с рюкзаками.
24.2.2004. Пишу в «Российскую газету»:
Дорогой Алексей,
к сожалению действительно кроме выкриков у меня ничего не получается сказать на заказанную Вами тему. Через какое-то время будет наверное уместно напечатать что-нибудь из моих давних записей об Аверинцеве, но это потом. Так что извините.
Нам этот конец не нужен, для нас он беда, от какой трудно делается дышать. Какой ни какой, наш космос держался всегда немногими тайными хранителями; может быть, самого надежного из них теперь не стало, раньше времени, без природной необходимости, в подтверждение нашего общего глубокого неблагополучия. Я помню, как первой же услышанной лекции Аверинцева было достаточно, чтобы переменить мой ум, увести от механики к живой продолжающейся истории. В тот же, кажется, день еще и после лекции я увидел его выходящего с Большой Никитской на Моховую. Он меня не видел и ничего не видел, глядя с наклоном головы куда-то вверх. На кремлевские звезды? Он сам не знал, двигаясь знакомой дорогой как во сне. Этой мечтательной потерянности, нездешних просторов нам не хватало. Он входил желанным странником как домой в жилища средиземноморской, нашей культуры, и пространство раздвигалось.
409
Тоном само собой разумеющегося недоумения он мог сказать современнику, пришедшему с ним знакомиться: «Но я должен сейчас заниматься арамейским», и это звучало как открывание дверей, не захлопывание их; как приглашение из тесноты обстоятельств на простор. — Кто ценил свободу больше него, не знаю; но менял ли он своенравно разговор, уходил ли вдруг, отменял ли собеседника, всё было напоминанием о воле за порогом наших самодельных тюрем. Однажды он попался в официальном месте на глаза атеисту Крывелеву, который начал его отчитывать за христианство «Философской энциклопедии». Аверинцев, в странном состоянии после ночи бессонной работы, неожиданно для самого себя рассмеялся Крывелеву в лицо; тот непонятно как вдруг исчез. Аверинцев никогда не был особенным борцом, ему это не требовалось. Он побеждал просто так, его присутствие было всегда естественным; сам он был склонен исчезнуть разве что только когда его слишком хвалили. Приличия не велели залезть под стол при собственном чествовании, а ловкости сделать это ему хватило бы; его неспортивность и малоподвижность обманывали; как-то при мне он на ходу быстро пересел в маленькой «Ладе» с заднего сиденья на правое переднее; попробуйте как-нибудь сами. — Аверинцев был нужен всем, далеко не только своим уникальным знанием. Я не знаю, как мы устроимся теперь в холодеющем мире без него.
Статьи В. Бибихина, размещенные на сайте http://www.bibikhin.ru. Читателю надо иметь ввиду, что перед ним - не авторский сборник и не сборник статей, подобранных под ту или иную концепцию. Статьи объедены в чисто технических целях, ради удобства читателя.
В.В. БибихинДРУГОЕ НАЧАЛО Сборник статей и выступлений вокруг возможного другого начала нашей истории.Присоединяясь к хайдеггеровской уверенности, что в наше время совершается незаметный «переход к другому началу, в которое вдвигается теперь (в философском сдвиге) западная мысль»(«Beiträge zur Philosophie. Vom Ereignis»), автор на материале отечественной философии и литературы прослеживает наметившиеся, отчасти лишь в малой мере развернувшиеся приметы возможного нового исторического пути. Он показывает, что другое начало общественного бытия имеет прочные корни в настоящем, продиктовано необходимостью сложившегося положения вещей и в этом смысле свободно от внешнего принуждения.
«Скажу по секрету, я христианин. Для меня величайшее достижение в смысле христианского подвига — исихазм… Как-то в жизни должно быть всё по-другому…Меня привлекает идеал άπλωσις, опрощения; всё настоящее, мне кажется, настолько просто, что как бы и нет ничего. В том же смысле я понимаю и θέωσις, обожение. Человек становится как бы Богом, только не по существу, что было бы кощунством, а по благодати. В опрощении, в обожении происходит возвышение веры над разумом. Ничего рассудочного не остается. И даже о самом Боге человек перестает думать.
Книга, вышедшая впервые в 1994 г., содержит с небольшими исправлениями курс, прочитанный в осенний семестр 1989 года на философском факультете МГУ им. Ломоносова. Рассматриваются онтологические основания речи, особенности слова мыслителей, его укоренение в существе и истории языка. Выявляются основные проблемы герменевтики. На классических примерах разбираются ключевые понятия логоса, мифа, символа, трансценденции, тела. Решается вопрос об отношении философии к богословию. В конце книги обращено внимание на ситуацию и перспективы мысли в России.Курс предназначен для широкого круга людей, увлеченных философией и филологией.
Приношение памяти: десять лет без В.В. Бибихина. Текст этой переписки существует благодаря Ольге Лебедевой. Это она соединила письма Владимира Вениаминовича, хранившиеся у меня, с моими письмами, хранившимися в их доме. Переписка продолжалась двенадцать лет, письма писались обыкновенно в летний сезон, с дачи на дачу, или во время разъездов. В городе мы обычно общались иначе. В долгих телефонных беседах обсуждали, как сказала наша общая знакомая, «все на свете и еще пару вопросов».Публикуя письма, я делаю в них небольшие купюры, отмеченные знаком […], и заменяю некоторые имена инициалами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.
Бросить все и уйти в монастырь. Кажется, сегодня сделать это труднее, чем когда бы то ни было. Почему же наши современники решаются на этот шаг? Какими путями приходят в монастырь? Как постриг меняет жизнь – внешнюю и внутреннюю? Книга составлена по мотивам цикла программ Юлии Варенцовой «Как я стал монахом» на телеканале «Спас». О своей новой жизни в иноческом обличье рассказывают: • глава Департамента Счетной палаты игумен Филипп (Симонов), • врач-реаниматолог иеромонах Феодорит (Сеньчуков), • бывшая актриса театра и кино инокиня Ольга (Гобзева), • Президент Международного православного Сретенского кинофестиваля «Встреча» монахиня София (Ищенко), • эконом московского Свято-Данилова монастыря игумен Иннокентий (Ольховой), • заведующий сектором мероприятий и конкурсов Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви иеромонах Трифон (Умалатов), • руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви иеромонах Геннадий (Войтишко).
«Когда же наконец придет время, что не нужно будет плакать о том, что день сделан не из 40 часов? …тружусь как последний поденщик» – сокрушался Сергей Петрович Боткин. Сегодня можно с уверенностью сказать, что труды его не пропали даром. Будучи участником Крымской войны, он первым предложил систему организации помощи раненым солдатам и стал основоположником русской военной хирургии. Именно он описал болезнь Боткина и создал русское эпидемиологическое общество для борьбы с инфекционными заболеваниями и эпидемиями чумы, холеры и оспы.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.