Сергей Дягилев - [71]

Фортуна вскоре снова улыбнулась Дягилеву. Уже 12 апреля он писал в Москву Остроухову: «…из театра я ушёл и поступил на службу в собственную Его Величества канцелярию. Буду, конечно, заниматься по-прежнему лишь художественными делами и только числиться на «столь почётной» службе». По-видимому, «волчий паспорт» Дягилева для личной канцелярии Николая II не имел никакого значения. А одним из его дел была организация вышеупомянутой и открывшейся 15 мая выставки русских художников в Дармштадте, резиденции великого герцога Гессенского, страстно увлекавшегося искусством и, по мнению профессионалов, несомненно, имевшего дар живописца.

К тому времени Дармштадт, в котором поселилась колония художников, стал центром художественного направления югендстиль (модерн). Тогда же Дягилев посетил Берлин, Дрезден и Париж с целью ознакомления с художественными выставками и написал о них большие обзорные статьи («Парижские выставки» и «Выставки в Германии») для журнала «Мир Искусства». Вместе с тем он продолжал лелеять мысль о возвращении в Дирекцию Императорских театров, на прежнее место, но уже при новом директоре. Теляковский, кстати сказать, тогда поддерживал с ним дружеские отношения. Более того, он советовал князю Волконскому в тот конфликтный момент «устроить как-нибудь примирение с Дягилевым» и ни в коем случае не отпускать ни его, ни художников «Мира Искусства». Иначе, полагал Теляковский, это «нанесёт вред не только театрам петербургским, но и московским, так как художников больше в России нет».

Размышляя о Волконском на страницах своего дневника, в начале мая Теляковский писал: «Самая капитальная глупость со стороны князя было удаление от себя Дягилева». Однако, став директором Императорских театров, он проявлял известную осторожность и отказался принять Дягилева в штат, но всё же предложил ему «взять на себя в качестве подрядчика издание «Ежегодника».

Из дневников Теляковского известно, что он вёл с ним в своём доме многочасовые «неофициальные» беседы «о разных вопросах, касающихся вообще театров и того, каким бы способом поднять Императорские театры». Подчас он узнавал от Дягилева последние новости даже из лагеря своих противников — великого князя Сергея Михайловича и Матильды Кшесинской, с которыми тот по-прежнему имел тесные связи. Но прилюдных встреч с ним Теляковский стал избегать и однажды не на шутку испугался, когда Дягилев и Нувель подсели к нему за стол в ресторане «Контана» на Мойке. «Этот завтрак среди декадентов наверное вызовет массу толков, а потому, когда в сад ещё вошла графиня Клейнмихель, я встал и ушёл», — честно признался своему дневнику 7 июня только что назначенный директор. С того времени особая мораль сановника царской России будет всё более овладевать его сознанием.

На один летний месяц, как обычно, Дягилев и Философов уехали в Богдановское, оставив исполнять обязанности редактора журнала Валечку Нувеля. Здесь им отлично отдыхалось и работалось, и дел у каждого хватало. Ещё до отъезда и значительно раньше Дягилев исподволь готовил книгу о художнике Дмитрии Левицком для задуманного им многотомного иллюстрированного издания «Русской живописи в XVIII веке». Далеко не случайно в первых номерах «Мира Искусства» за 1899 год появились портреты «смолянок» Левицкого и была высказана высокая оценка творчества этого живописца: «Блестящий колорит, тонкое аристократическое письмо и удивительный вкус ставят его наряду с величайшими портретистами XVIII века».

В отличие от мирискусников критик Стасов до конца своей жизни с пренебрежением относился к русскому искусству XVIII столетия, о чём свидетельствует его высказывание 1905 года: «Напрасный пустоцвет, без корней, сорванный в Европе и пришпиленный для виду в петлицу русского кафтана». Но Дягилев придерживался другого мнения. В архивах и музеях он перелопатил много документов, связанных с Левицким и другими художниками того времени, общался с коллекционерами. Взяв на себя документальную часть, он просил Бенуа написать биографический очерк о Левицком, но тот отказался, ссылаясь на загруженность работой, поскольку с этого года стал редактором ежемесячного сборника Общества поощрения художеств «Художественные сокровища России», а также писал свою книгу — «История русской живописи».

Обратившись за очерком о Левицком к историку Василию Горленко[40], Дягилев с удвоенной энергией взялся за окончательную подготовку книги к изданию. «Я занят Левицким и одной статьёй, — писал он из Богдановского в Петербург Нувелю. — Вообще ведём жизнь по-деревенски, спокойно, приятно и монотонно. Дима читает бесконечную статью Розанова, которую он прислал нам. Оказывается, что это трактат, на 20 листах, об обрезании!» Здесь же он дал Валечке задание: «Пожалуйста, просматривай газеты, особенно «Новости», не напишет ли старик Стасов чего-нибудь, и высылай из газет то, что интересно».

Когда Нувель сообщил о присылке в редакцию живописного портрета российского адмирала С. К. Грейга кисти Левицкого из частной московской коллекции, Дягилев как подлинный руководитель дал указание «сейчас же» сфотографировать портрет, пригласив фотографа Ержемского либо Николаевского. И далее поручения по пунктам, среди которых есть чисто музейные и каталожные требования: «5) Надо рассмотреть хорошенько портрет, нет ли какой-нибудь подписи, и если есть, то списать её буквально. 6) Смерить портрет в сантиметрах (без рамы). 7) Посмотреть, нет ли какой-нибудь подписи на оборотной стороне, и если есть — списать. 8) Показать портрет Шуре [Бенуа] и сообщить мне его соображения». За этим следовало ещё одно поручение: «Напомни Баксту, что к моему приезду должны быть готовы его заставки и виньетки к «астральной» статье Розанова, эта статья идёт в ближайший номер». (Имелась в виду появившаяся в № 8–9 за 1901 год статья «Звёзды», посвящённая тайнам древнейших цивилизаций и человеческому «трепету к звёздам».)