Сергей Дягилев - [65]

Шрифт
Интервал

в наше расшатанное время. <…> С другой же стороны, опять не согласен с Вами: Вы говорите, что Эрмитаж нельзя перенести в христианскую церковь. Тут дело не в христианстве, Вы хотите сказать, что Эрмитаж не вяжется с Православием? Как же все храмы Европы наполнены именно таким искусством? Вспомните Микель-Анджело в Риме, или Ван Дейка в каждой бельгийской церкви. Да, наконец, наши Казанские, Исаакиевские соборы, Храм Спасителя в Москве — разве это не «эрмитажный дух» — они христианские…»

В конце письма Дягилев деликатно посоветовал Розанову: «Прошу также разрешения подписать статью, её по слогу всё равно всякий узнает, и наш секрет — секрет Полишинеля. Итак, думаю, что лучше уж Средние века оставить и в пример не приводить. Ведь более высокого искусства ещё не создал человеческий род». Это замечательное и малоизвестное письмо Дягилева, который честно говорил о себе, что у него «нет философской складки ума», позволяет по достоинству оценить его как редактора и увидеть в совершенно новом свете.

Кроме очередных журнальных номеров редакция готовила альбом «15 литографий русских художников», в котором были представлены, в частности, серовские портреты сотрудников журнала А. Нурока, Д. Философова, А. Остроумовой, а также композитора Александра Глазунова. В редакции появился замысел посвятить отдельный номер творчеству Михаила Врубеля, и этот вопрос согласовывался с художником.

После неожиданной и ранней смерти Исаака Левитана Дягилев в письме Остроухову от 24 июля 1900 года заявил, что право устройства посмертной выставки принадлежит «Миру Искусства», так как покойный в последнее время был ближе к мирискусникам, чем к передвижникам. «Я искренно любил Левитана. После смерти Чайковского это первая смерть, которая так тяжела для меня. Это две самые ужасные утраты в моей жизни, — признавался Дягилев. — Всю мою энергию посвящу на заботы о его памяти. Думаю о хорошем отдельном издании его вещей, конечно о специальном номере в «Мире Искусства», который он так любил. Думаю о блестящей выставке, полной, которая покажет, что это был Поэт».

Вскоре Дягилев написал для «Мира Искусства» статью «Памяти Левитана». Ещё одну статью о великом пейзажисте он заказал Антону Чехову, и после нескольких письменных просьб встретился с ним по этому поводу в середине ноября в Москве. Но статью о Левитане Чехов так и не написал. Между тем Остроухое выступил против дягилевской инициативы о посмертной выставке Левитана, заявив, что «вся его деятельность прошла у передвижников» и поэтому право на эту выставку — безусловно, за передвижниками. Однако Дягилев первым осуществил эту идею.

Значительную часть работ художника он взял из частных собраний (в том числе 16 картин и этюдов у московского врача Ивана Трояновского) и в начале 1901 года в залах Академии художеств на третьей выставке журнала «Мир Искусства» составил из них отдельный раздел экспозиции. В том же году в январском номере журнала Дягилев поместил более тридцати репродукций с работ Левитана и издал посвящённый его творчеству альбом из двадцати шести гелиогравюр. Ещё 27 июля 1900 года Дягилев писал фон Мекку: «В этих изданиях, как и в выставках, я вижу важное расширение деятельности «Мира Искусства», а Вы знаете, как нужны теперь всё новые и новые завоевания для нашего общего дела».

Часть третья


САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

ПАРИЖ


1901–1908


Глава тринадцатая

ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ БОИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ:

ПОБЕДЫ И ПОРАЖЕНИЯ. УВОЛЬНЕНИЕ ИЗ

ТЕАТРАЛЬНОЙ ДИРЕКЦИИ

«А Дягилев — он как на войне. По нём все средства хороши», — полагал Михаил Нестеров. Осмысливая причины разгоравшейся в начале XX столетия войны в художественном мире, он образно отметил: «Заварил кашу Дягилев, дай Бог ему здоровья. Будут его помнить!» Хотя Нестеров так и не решился порвать с угасающим Товариществом передвижников, он всё же понимал, что дягилевские вернисажи стоят «каталога с карандашиком на ленточке». Однако третья выставка журнала «Мир Искусства», в которой он участвовал помимо воли, оказалась для него последней.

В своих мемуарах он писал: «Выставка «Мира Искусства» открылась в начале января 1901 года в Академии художеств с огромной пышностью. <…> Рафаэлевский зал узнать нельзя, так преобразил его волшебник Дягилев. Огромный зал разделён на десятки маленьких уютных комнаток, обтянутых холстом приятного цвета, и в этих уютных клетках, среди цветов, показано было искусство тех дней». Несмотря на то что Нестеров по каким-то причинам не хотел участвовать в выставке, Дягилев обошёл его нежелание. Используя придворные связи, он договорился с управляющим канцелярией вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны графом А. А. Голенищевым-Кутузовым об экспонировании акварельных эскизов Нестерова, созданных не так давно для росписи церкви Святого Александра Невского в Абастумани (Грузия) по заказу Императорского двора.

Нестерову ничего не оставалось делать, как согласиться. «Ну не разбойник ли Дягилев! Он в один прекрасный день может оставить любого из нас не только без эскизов, но с высочайшего соизволения и без штанов», — ворчал Нестеров и всё-таки закатил своему обидчику небольшой скандал перед самым вернисажем.


Рекомендуем почитать
Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.


1947. Год, в который все началось

«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.


Слово о сыновьях

«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.


Скрещенья судеб, или два Эренбурга (Илья Григорьевич и Илья Лазаревич)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Танцы со смертью

Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.