Сергей Дягилев - [64]

В журнале «Мир Искусства» сообщалось, что редакция «приветствует это решение международного художественного судилища, которым наши талантливые сотрудники не только выделены из среды своих многочисленных русских собратьев, но и поставлены наравне с лучшими европейскими мастерами». «А наши декаденты всё в гору идут — вот-то притча!» — сетовал Стасов. «Это знатная затрещина Академии и наша победа», — говорил Нестеров. «Ведь это наша теперь взяла!» — ликовал Серов.

Когда стало известно, что провести очередную, третью выставку «Мира Искусства» в залах Музея Штиглица не удастся, перед Дягилевым и выставочным комитетом встал вопрос об аренде другого помещения. Решение этого вопроса было весьма дерзким. Уже в конце лета Валентин Серов обратился в Императорскую академию художеств с просьбой разрешить устроить в её залах выставку объединения «Мир Искусства». Принципиальное согласие, по-видимому, было дано и вице-президентом академии графом И. И. Толстым, и президентом — великим князем Владимиром Александровичем, завсегдатаем дягилевских вернисажей.

Однако для соблюдения формальностей по этому вопросу в конце ноября состоялось общее собрание членов академии, длившееся пять часов. Оно раскололо академиков на две группы, но в итоге вынесло положительное для мирискусников решение. Накануне этого собрания Стасов опубликовал негодующую статью «Шахматный ход декадентов», несомненно, с целью оказать давление на членов Академии художеств. «Пусть «декаденты» и «декадентство» будут и существуют сколько им угодно. Никто не мешает им быть и жить, — заявил грозный критик. — Только не в Академии им проявлять свои прелести, все свои безобразия, коверканья и уродства…»

Сторонников у Стасова было немало, но его партия оказалась в проигрыше. Обозреватель газеты «Новое время» А. Косоротов под псевдонимом Сторонний сообщал о жестокой борьбе в Академии художеств и о том, что господин Дягилев «восхотел взять её и взял её действительно с бою, несмотря ни на какие протесты маститых художников». Столичная пресса заранее оповещала читателей, что «шедевры декадентского шарлатанства в живописи и ваянии» будут показаны в залах академии.

Отражая удары, Дягилев отвечал оппонентам на страницах своего журнала: «Выставка «Мир Искусства» вызывает ежегодно нескончаемое количество толков, её бранят из года в год <…> Каково бы ни было современное искусство, какое бы место оно в истории ни заняло — это безразлично, так как всё новое, непривычное, странное всегда вправе сказать своё и вправе требовать, чтобы его выслушали и чтобы в него всмотрелись. <…> Стасов может призывать на помощь всякие лживые аргументы вроде отсутствия публики на выставках «Мира Искусства» и их полнейшего фиаско — всё это совсем неважно, ибо живое искусство упрямее и сильнее всех его беззубых врагов».

И похоже, лёд тронулся. «Дягилев и К° далеко уж не такие бесшабашные прохвосты, как их показывают наши застарелые корифеи-передвижники. А какие превосходные снимки с рисунков Малявина, Серова, Левитана помещены в «Мире Искусства»! Да, вот это художники!» — отмечал академик, профессор и руководитель пейзажной мастерской Академии художеств А. А. Киселёв, являвшийся одним из старейших передвижников. Ему вторил ещё один академик и передвижник В. Д. Поленов: «Что же касается до декадентства, то это понятие настолько широко, что Маковский и Мясоедов называют этой кличкой всё свежее и талантливое; за такое декадентство я горой стою».

Редакционная работа в журнале «Мир Искусства» не прекращалась даже в летний период, когда кузены уезжали на месяц отдохнуть в философовское поместье Богдановское. На самом деле они и там продолжали работать, но зато не в душной городской среде, а на природе — в старинном парке, на берегу и островках пруда, созданного в виде буквы «фитá», двойника буквы «эф». Дягилев считал, что «летом, в деревне, единственное время, когда вырываешься из омута, когда можно одуматься, когда обмен мыслей живее и непосредственнее». Из Богдановского в Петербург регулярно отправлялись письма Вальтеру Нувелю, временно исполнявшему уже не первый раз обязанности редактора. Здесь в Богдановском писались заметки и статьи, составлялись будущие журнальные номера и творческие планы.

Несмотря на то что Философов с 1900 года возглавил литературный отдел редакции, Дягилев по-прежнему держал под контролем все дела, касающиеся его любимого детища. Примером тому является его письмо В. Розанову от 22 апреля 1900 года по поводу критической статьи последнего об одной лекции философа Владимира Соловьёва. Прежде чем опубликовать статью (в ноябрьском номере «Мира Искусства»), Дягилев сообщил Розанову: «…должен сказать, что с некоторыми её положениями я в корне не согласен и очень хотелось бы выслушать Ваше разъяснение. Во-первых, я совершенно не согласен с Вашим отношением к искусству всех Средних веков, а этот пункт совсем немаловажен <…> Вы приводите в доказательство отсутствие поэзии в Средние века. Мне кажется, что тут не уловлен главный смысл Средневековья».

Дягилев возражает Розанову с полным знанием европейского искусства, которое он вживую изучал во время своих путешествий, посещая музеи и храмы Италии, Франции, Германии, других стран Европы. «Средние века как бы пропитаны духом жизненной поэзии, это, может быть, самый чудный цветок человеческого гения, — с воодушевлением писал Дягилев. — И дело тут вовсе не в трубадурах <…> Как можно говорить об отсутствии поэзии в эпоху, создавшую всё, чем мы теперь живём, что есть