Сергей Дягилев - [49]

Дягилевская выставка, несомненно, имела успех у знатоков. Её одобрили многие художники, в том числе Репин, Нестеров и Остроухое. Она поразила зрителей изысканностью, и более того — утонченным эстетизмом. Весь месяц экспозиционные залы украшались букетами из свежих гиацинтов и декоративными композициями из оранжерейных растений. Кассовый сбор от выставки, как гласила изящная сомовская афиша, снова поступил в пользу «недостаточных» учеников Высшего училища при Академии художеств. Хотя выставку окружала атмосфера полускандала, почти все произведения, как сообщала «Петербургская газета», были распроданы: их приобрели Русский музей, финский Национальный музей Атенеум, П. М. Третьяков, М. А. Морозов, С. И. Мамонтов, М. К. Тенишева и С. П. Дягилев. Одну акварель Сомова купил великий князь Владимир Александрович, президент Академии художеств, будущий покровитель Дягилева.

По словам Бенуа, приехавшего из Парижа, на открытие выставки «пожаловала почти вся царская фамилия, с обеими императрицами и императором во главе. При вступлении их в зал грянул помещённый на хорах оркестр. <…> Все они отнеслись к выставке с тем ровным «рутинным» квазивниманием, которое входит в воспитание «высочайших особ», очень редко высказывающих своё действительное одобрение или неодобрение». Дягилеву пришлось немало потрудиться, используя свои великосветские связи, чтобы зазвать императорскую семью на вернисаж. Ведь одно дело послать приглашение, а другое — повлиять на то, чтобы это приглашение было принято. Что касается Бенуа, то он высоко оценил русско-финляндскую выставку Дягилева: «…нужно отдать справедливость Серёже, что своей выставкой он попал в настоящий тон».

Её уменьшенный вариант — всего 120 работ двадцати художников — Дягилев с успехом экспонировал в мае того же года в русском отделе Интернациональной художественной выставки Сецессион в Мюнхене, а летом в Дюссельдорфе, Кёльне и Берлине. «В Мюнхене мы — русские — имеем шумный успех, мы — злоба дня, нас называют «гениальной провинцией», — сообщал Нестеров. Однако Стасов в российской прессе вновь обрушил свой гнев на Дягилева и вопреки очевидным фактам гнул свою линию: «В Мюнхене не было представителей настоящего русского искусства, русских живописцев и скульпторов. В Мюнхен было отправлено всего только несколько плачевных созданий русских декадентов».

Враждебные нападки Стасова в дальнейшем сопровождали каждый шаг Дягилева. За их столкновениями внимательно наблюдал молодой талантливый карикатурист Павел Щербов (псевдоним Old Judge), сотрудник «Шута» — одного из лучших юмористических журналов на рубеже XIX–XX веков. Ироничный от природы, он обращался к поворотным явлениям современной культуры и воспринимал их острее, чем те, кто незаметно усваивал происходившие изменения.

Художественной критике и её трём представителям посвящена его карикатура «Интимная беседа об эстетике Вавилы Барабанова с Николой Критиченко». На арене цирка лежит на лопатках уже поверженный Стасовым («Вавилой Барабановым») Дягилев, узнаваемый всеми благодаря белому клоку в чёрной шевелюре волос, характерному разрезу глаз и бульдожьей нижней челюсти. Стасов изображён бородатым старцем в лаптях и рубахе с подпояскою, в свисающих штанах и с тромбоном (его ироничное прозвище Тромбон было известно многим). Мускулистым «Николой Критиченко», пытающимся схватить Стасова борцовским приёмом, был не кто иной, как критик из «Нового времени» Николай Кравченко, увлекавшийся спортом. Хотя Щербов одинаково остро подметил слабости враждующих сторон, Стасову его работа весьма понравилась, особенно тем, как изображён Дягилев. Об этом он написал 31 мая 1898 года Е. Д. Поленовой: «Появились также великолепные карикатуры, где он [Дягилев] представлен побитым мною и перекувыркнувшимся вверх ногами…»

В другой щербовской карикатуре того же года — «Стасов и художники» — авторитетный критик с тромбоном возглавляет группу передвижников, а Дягилев, преобразившийся в тряпичника, бродит по мусорной свалке и собирает экспонаты декадентского искусства. Этот же образ тряпичника-старьёвщика Щербов использовал в своей первой карикатуре, на которой фигурировал Дягилев, — «Salzburg (от нашего специального корреспондента)», опубликованной в журнале «Шут» в начале 1898 года. Salzburg, или Соляной городок, — это название той части Петербурга, где в Музее барона Штиглица проходила организованная Дягилевым Выставка русских и финляндских художников. Содержание карикатуры было явно некорректным и оскорбительным не только по отношению к выставке и её устроителю, но и к Тенишевой, изображённой в виде грязной бабы, которой Дягилев предлагает большую бурую тряпку со словами: «Брось, бабка, торговаться; сказано: одеяло — в рубель…» Нетрудно догадаться, что объектом беспощадно злой сатиры — а Щербов здесь, конечно, подыграл Стасову — стали также ещё непризнанный Врубель и его панно «Утро», приобретённое Тенишевой. На следующий год щербовская карикатура «Идиллия», где княгиня предстанет в виде дойной коровы, «которую доят разные прохвосты», вызовет грандиозный скандал, связанный с финансированием журнала «Мир Искусства».