Серебряный век фантастики - [9]

Шрифт
Интервал

, временно наделенным сверхсилой, которая далеко не беспредельна… И чем больше этот Корнелиус будет походить на вашего приятеля по пабу, тем интереснее вам будет узнать, а что же произошло с этим незадачливым выпивохой».

Многие критики причисляют к типичным авторам Серебряного века нескольких англичан, чей стиль очень напоминал их заокеанских собратьев по перу. Кроме того, почти все они публиковались в тех же самых журналах в Америке.

Бересфорд Джон Дэвис (Beresford John Davys, 1873–1947) — сын английского священника. Он родился калекой. Он почти ничего не мог делать без помощи няни, и, не исключено, что именно это сформировало его весьма специфический взгляд на мир, который он и изложил в одном из своих самых известных романов «Камберуэллское[23] чудо» («The Camberwell Miracle», 1933). Это история о хромой девочке, которая обрела вечное здоровье. Однако популярным автором Джон Дэвис Бересфорд стал много раньше, когда в 1911 году вышел в свет роман «Хамденширское чудо» («The Hampdenshire Wonder»), который в том же 1911 был перепечатан в США под названием «Чудо» («The Wounder»). Это рассказ ребенка-урода, обладающего сверхъестественными способностями. В «Чуде» автор много цитирует популярного в те годы французского философа Бергсона (Bergson, Henri)[24], который занимался вопросами эволюции. «Бересфорда „Чудо“ приоткрыло для меня новый горизонт. Прочитав эту книгу я заинтересовался, что будет, если закинуть вот такого уродца-телепата не в прошлое, где его ментальные способности окажутся не востребованными, а в будущее. Да и почему он должен быть уродом, ведь это — мой герой, герой, действиям которого читатель должен сопереживать. Пусть он чуть отличается от обычных людей, но пусть его уродство чисто напускное… Так у меня сложился образ слена, не фанатика-националиста, борющегося лишь за выживание собственной расы, а презираемого всеми космополита, радеющего за будущее всего человечества», — писал в предисловии к одному из многочисленных изданий «Слена» (Slan, 1940) классик американской фантастики Альфред Ван Вогт (Van Vogt, Alfred Elton). В тот же период выходит более двадцати повестей и рассказов Джон Дэвис Бересфорда в различных журналах, как в Англии, так и в США. Наиболее известны: «Незначительный эксперимент» («A Negligible Experiment», 1918), в котором описывается грядущая гибель Земли, а все из-за того, что Бог разочаровался в Человеке, а так же повесть «Клетка» («The Cage», 1921) — масштабное повествование о людях, сумевших телепатически проникнуть в память своих предков.

Не оставляя пера до самой смерти, Джон Дэвис Бересфорд создал около десятка романов, большая часть которых осталась незамечена публикой, так как книги увидели свет во время Второй мировой войны.

Его однофамилиц Лесли Бересфорд (Beresford, Leslie) — заявил о себе в 1910 году романом о грядущей войне, начавшейся с мятежа индейцев. Чуть позже он опубликовал два романа-утопии «Королевство содержимого» («The Kingdom of Content», 1918) «Великий образ» («The Great Image», 1921). Идеи обоих произведений очень сильно перекликаются с творчеством Киплинга. Киплинг неоднократно говорил обо всем этом в повести «Ким» («Kim») и других произведениях об Индии и колониальной политики Англии, Бересфорд лишь довел их до логического завершения. После этого вернувшись к более традиционным для того времени фантастическо-авантюрным произведениям, Лесли Бересфорд издает роман «Пробуждение мистера Эпплтона» («Mr. Appleton Awakes», 1924) — историю о воздушных пиратах и приключенческо-юмористическую повесть «Девушка с Венеры» («The Venus Girl», 1925). Одновременно в Америке он публикует в различных журналах несколько фантастико-приключенческих повестей: «Война из мести» («War of Revenge», 1921) — история новой мировой войны, «Пурпурная планета» («The Purple Planet», 1922) — межпланетные приключения, и «Люди во льдах» («The People of the Ice», 1922) — история очередного затерянного мира. Кроме того, по заказу «Газеты для мальчиков» («Boys Paper») он пишет две фантастические повести «Орхидея-осьминог» («The Octopus Orchid», 1921) и «Чужеземец ниоткуда» («The Stranger From SomeWhere», 1921).

Чуть большую известность получил Форстер Эдвард Морган (Forster, Edward Morgan, 1879–1970). Начав с подражания «Машине времени» (The Time Machine, 1895) Уэллса в повести «Машина Стоп» (The Machine Stops, 1909), которая тут же была перепечатана в США, он написал более десятка фантастических повестей и рассказов. И что удивительно для того времени его первый сборник рассказов «Мгновение вечности и Небесный омнибус» («The Eternal Moment and The Celestian Omnibus», 1914) вышел в твердом переплете. Продолжая тему колониальной политики Англии, затронутой в романах Лесли Бересфорд, Форстер создает принесший ему мировую известность роман — «Рейс в Индию» («A Passage for India», 1924).

Творчество Виктора Роуссаи (Rousseau, Victor Emanuel, 1879–1960), который довольно-таки часто публиковался под псевдонимом Х. М. Экберт (Eghbert, Н. М.), высоко оценил в предисловии к своей антологии Сэм Московиц. Он представляет Виктора Роуссаи как принципиального противника как Уэллса, так и социалистических идей в целом. Сын лондонского еврея и француженки, родившись в Лондоне, Виктор Роуссаи довольно долго жил в Южной Африке, участвовал в Бурской войне, а потом, приняв католичество, иммигрировал в США. Его первый роман «Послание в цилиндре» («The Messah of the Cylinder», 1917) — противоположность утопии Уэллса «Когда спящий проснется» («When the Slieper Wakes», 1899). Роуссаи настолько ненавидел своего заокеанского собрата по перу, что даже потребовал, чтобы его издатели включили в договор пункт, согласно которому они бы не имели права публиковать его труды в одном номере с «любым произведением Уэллса». Один раз это условие было нарушено, и журнал заплатил Роуссаи огромный по тому времени штраф в пятьсот долларов. А позже, в конце 1930-х, до начала Второй мировой войны, Роуссаи отправил, а потом опубликовал в одной из американских газет обвинительные письма Гитлеру и Сталину. Он даже порывался поехать в Мексику, чтобы участвовать в демонстрации против решения правительства страны предоставить политическое убежище Троцкому.


Еще от автора Александр Лидин
Украденный дар

…Еще один эпизод из саги о Конане-киммерийце…«Северо-Запад Пресс», 2003, том 86 «Конан и трон ведьмы»Серж Неграш. Украденный дар (повесть/рассказ) c. 369-430.


Конан и Арфа Софока

Введите сюда краткую аннотацию.


Защитник

Он — проводник, караванщик, служащий Высшим силам. Но человечеству грозит смертельная угроза. При полном попустительстве властей начинается полномасштабное вторжение жителей иных миров, и Проводник вынужден объединиться со слугами Древних богов, для того чтобы добыть ключ, закрывающий порталы между мирами, и спасти мир людей. Но смогут ли Проводник и его товарищи противостоять международному заговору?


Тайна топей

По заданию валузийской аристократки, не пожелавшей назвать свое имя, Кулл вместе с воином Халидом отправляется в топи посреди Малых Княжеств, чтобы уничтожить обитающее там чудовище. Атлант и не подозревает, что хозяйка топей следит за ним…


Страж Источника

Варвар Кулл отдыхает в таверне с друзьями, когда появляется некий посланник. Он говорит, что должен нанять воина для сражения с таинственным Стражем Источника, который охраняет проход к целебному роднику в небольшой деревеньке. Варвар с друзьями и посланником отправляются к Источнику.


Ключ от всех миров

Артур был незаметным, ничем не выделяющимся из толпы человеком, однако волей случая стал слугой Высших сил, проводником, открывающим двери в иные вселенные и сопровождающим караваны, идущие между мирами. Так он и жил, пока однажды не выяснилось, что над человечеством нависла смертельная угроза. При полном попустительстве властей началось вторжение жителей иных миров, и проводник вынужден был объединиться со слугами Древних богов, чтобы добыть ключ, закрывающий порталы между мирами. В результате ключ оказался сломан, а врата, связывающие миры, запечатаны – был нарушен мировой порядок.


Рекомендуем почитать
Вертинский. Как поет под ногами земля

«Спасибо, господа. Я очень рад, что мы с вами увиделись, потому что судьба Вертинского, как никакая другая судьба, нам напоминает о невозможности и трагической ненужности отъезда. Может быть, это как раз самый горький урок, который он нам преподнес. Как мы знаем, Вертинский ненавидел советскую власть ровно до отъезда и после возвращения. Все остальное время он ее любил. Может быть, это оптимальный модус для поэта: жить здесь и все здесь ненавидеть. Это дает очень сильный лирический разрыв, лирическое напряжение…».


Пушкин как наш Христос

«Я никогда еще не приступал к предмету изложения с такой робостью, поскольку тема звучит уж очень кощунственно. Страхом любого исследователя именно перед кощунственностью формулировки можно объяснить ее сравнительную малоизученность. Здесь можно, пожалуй, сослаться на одного Борхеса, который, и то чрезвычайно осторожно, намекнул, что в мировой литературе существуют всего три сюжета, точнее, он выделил четыре, но заметил, что один из них, в сущности, вариация другого. Два сюжета известны нам из литературы ветхозаветной и дохристианской – это сюжет о странствиях хитреца и об осаде города; в основании каждой сколько-нибудь значительной культуры эти два сюжета лежат обязательно…».


Пастернак. Доктор Живаго великарусскаго языка

«Сегодняшняя наша ситуация довольно сложна: одна лекция о Пастернаке у нас уже была, и второй раз рассказывать про «Доктора…» – не то, чтобы мне было неинтересно, а, наверное, и вам не очень это нужно, поскольку многие лица в зале я узнаю. Следовательно, мы можем поговорить на выбор о нескольких вещах. Так случилось, что большая часть моей жизни прошла в непосредственном общении с текстами Пастернака и в писании книги о нем, и в рассказах о нем, и в преподавании его в школе, поэтому говорить-то я могу, в принципе, о любом его этапе, о любом его периоде – их было несколько и все они очень разные…».


Ильф и Петров

«Ильф и Петров в последнее время ушли из активного читательского обихода, как мне кажется, по двум причинам. Первая – старшему поколению они известны наизусть, а книги, известные наизусть, мы перечитываем неохотно. По этой же причине мы редко перечитываем, например, «Евгения Онегина» во взрослом возрасте – и его содержание от нас совершенно ускользает, потому что понято оно может быть только людьми за двадцать, как и автор. Что касается Ильфа и Петрова, то перечитывать их под новым углом в постсоветской реальности бывает особенно полезно.


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Аннотации к 110 хорошим книгам

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.