Серебряная корона - [20]

Мона лихорадочно соображала: ответила ли она полицейским как нужно? Довольны ли они? Ей казалось, что тот, поменьше ростом, стриженный ежиком, смотрел на нее подозрительно, и на всякий случай добавила, что у мужа был плохой аппетит и порой приступы необъяснимого чувства вины.

— Когда муж ушел из дома, вы не спали? — Тип с ежиком на голове смотрел ей прямо в глаза. Его звали Еспер Эк.

— Нет. Мне надо было сделать ему завтрак.

В этом с ежиком было что-то неприятное. Ей не нравилось, что он все время ерзает на кухонном диване и крутит шариковую ручку между пальцами. Тот, другой, сидел неподвижно, несколько ссутулившись. У нее руки так и чесались дать этому Эку подзатыльник. Пусть тихо сидит! Отец в детстве обычно говорил ей: «У тебя что, шило в заднице?» — прежде чем стукнуть и прикрикнуть: «Сиди тихо, засранка!»

— Вы помните, что на нем было, когда он ушел из дома?

Мона налила кофе Арвидсону, соображая, что же сказать. По правде говоря, на Вильхельме были синие джинсы и голубая в клеточку рубашка с короткими рукавами, но в дорогу он бы так не оделся. Это подтвердит любой, кто его знал. Если она скажет: «Белая рубашка, коричневые брюки», то, если тело найдут, будут неприятности. Ну зачем ей это все! Она ничего не сделала! Вот если бы можно было взять пульт дистанционного управления и отключить этих полицейских! Рука дрогнула, и Мона пролила кофе мимо чашки. Сейчас Эк рассердится. Да это и понятно. Может, он сразу не покажет виду, но потом она от него получит! Кофе из блюдечка пролился на клеенку. Эк тут же отпрянул в сторону. Моне подумалось, что он внутренне был готов к этому маневру, с самого начала, как только пришел. Как будто знал, что она не сможет налить кофе точно в чашку. Не пройдет теста.

Эк повторил:

— Вы помните, что было на нем? Посмотрите в шкаф — сразу вспомните!

Вот, началось. Сейчас он ее прямо-таки обвиняет. Мона собралась с духом и ответила тихим голосом:

— Я не знаю. Когда люди долго живут вместе, то не замечают, как другой одет. Не думаю, что он бы смог сказать, что надето на мне. — Он и правда этого никогда не замечал, подумала она, ставя на стол поднос с выпечкой. Грех жаловаться — тут тебе и кекс, и корзиночки с миндалем, и миндальное печенье, и булочки с шафраном, разумеется.

— Он обращался к врачу с этими симптомами? — спросил Арвидсон.

— Он бы никогда не пошел к врачу! — Это она могла сказать точно. Говорить правду было приятно, пусть даже такую маленькую.

— У него есть проблемы с алкоголем? — продолжал рыжий.

Мона задумалась.

— Да, он любил приложиться к бутылке.

— Мона! Мона! Где кофе? Почему не несешь?

— Прошу прощения. Это отец. Он на верхнем этаже, — сказала Мона.

Эк передвинул свою чашку на середину стола.

— Можно с ним поговорить?

Этого только не хватало! И почему Ансельм, как обычно, не уснул после обеда? Еще бы часик, и они бы ушли. Что он может рассказать? Мона понимала, что ее загнали в угол. Усталость сжимала лоб как железный обруч. Она попыталась все-таки сосредоточиться, важно, чтобы голос ее не выдал. Но все равно она говорила слишком быстро и пискляво и, почувствовав, как это фальшиво звучит, покраснела.

— Не думаю, что вам оно много даст. Он в маразме. Все забывает, слишком много фантазирует. Может наболтать что угодно.

— Мы, пожалуй, все-таки поднимемся к нему и поговорим. Он наверняка услышал, что мы пришли.

Эк встал из-за стола, но его придержал Арвидсон. Этот Эк точно хочет засадить ее, Мону, в тюрьму. Прямо сердце чует.

— Я не знаю… Он иногда сбрасывает с себя всю одежду… Понимаете? Я вас позову, если он в нормальном состоянии. Так ли необходимо говорить с ним?

Мона высказалась наперекор и теперь ждала пощечины, но ее не последовало. Она ждала, что лицо Эка исказится в гневе, но тот только грустно улыбался. Мона ничего не понимала.

— Нет, мы, наверно, туда не пойдем. — Арвидсон привстал.

— Но мне бы хотелось с ним поговорить, — возразил Эк и встретил недовольный взгляд коллеги.

— Как хотите. Но позвольте мне сперва глянуть, все ли с ним в порядке. Ему неловко, когда с ним грех приключается.

Мона скинула туфли и побежала вверх по лестнице. Ансельм сидел в каталке у окна, положив руки на стол, и слушал радио.

— Что за мужики в доме? — Одеяло сползло с его колен на пол. Мона подняла его, наклонилась к отцу и зашептала ему на ухо.

— Что ты мелешь, едрена мать? — зашипел он.

Мона сделала радио погромче, чтобы их голоса не были слышны внизу.

— Отец, ты знаешь, что я хочу, чтобы ты жил здесь, но сотрудники социальной службы пришли забрать тебя в дом престарелых.

— Только через мой труп!

— Можете подняться. Но не думаю, что от него удастся чего-нибудь добиться. Пожалуйста, не говорите с ним о Вильхельме, пока дело не прояснится. Отец только расстроится и станет неуправляем.

Арвидсон кивнул. Эк не сказал ничего. Они стали подниматься по лестнице, которая с обеих сторон была оклеена вместо обоев журнальными вырезками с фотографиями королевской семьи на всевозможных мероприятиях: на параде шляп, в бальных нарядах и в орденах с лентами. Мона шла первой, а на верхней площадке пропустила остальных вперед. Верхний холл освещался единственным окном в потолке и обставлен был очень скромно.