Серебряная чаша - [33]

— Я никогда не ошибаюсь, молодой человек, Можешь быть уверен, что твой последний свидетель отправился четыре года назад в Рим. По крайней мере, три месяца назад он бы жив и здоров и по-прежнему занимался делами. Потому что именно три месяца назад он написал письмо своему старому другу в Иерусалим. — И, гордо выпрямившись, Бенхаил добавил: — Я видел это письмо своими глазами.

— А кто его друг? Я могу увидеть этого человека?

— А зачем? Это всего лишь Даниил из Самафракии, тоже поставщик римской армии. У этого человека такой же вялый вид, как у губок, которые он доставляет со своего родного острова, но на самом деле это настоящий ненасытный хищник, и ты не сможешь из него ничего вытянуть. Хочешь совет? Лучше с ним не встречайся, наоборот, держись от него подальше! Он вытянет из тебя все, что можно, а потом передаст сведения Линию.

Василий был явно расстроен, узнав, что за человек Даниил.

— Но ты же говорил, что они вместе вели дела. Каков же, в таком случае, сам Христофор из Занты?

— Единственное, что я могу тебе сказать, — отозвался Бенхаил, — что здесь, в Иерусалиме, у него репутация вполне порядочного человека. А это само по себе удивительно для поставщика римской армии.

Василий с облегчением вздохнул.

— А вдруг он изменился? Ведь все мое будущее зависит от порядочности этого человека — или того, что от нее осталось.

Тут Василий подавленно замолчал, в полной мере ощутив затруднительное положение, в которое попал. Бенхаил только что оказал ему очень большую услугу и, конечно, имел право не только на благодарность, но и на вознаграждение. Но как это сделать, когда у тебя нет ни драхма? Пока скульптор лихорадочно соображал, как ему быть, кто-то вложил ему в ладонь что-то круглое и холодное. Незаметно скосив глаза, он разжал руку и посмотрел на то, что лежало у него на ладони. Это была золотая монета. Конечно, ее дала Девора, которая стояла рядом с ним. Причем девушка это сделала так незаметно, что Бенхаил даже не обратил внимания на ее жест. Василий хотел поблагодарить ее взглядом, но Девора уже смотрела в сторону.

— Я навсегда останусь твоим должником, — сказал Василий Бенханлу. — Ты не откажешься принять от меня в дар вот это?

— О! Золото! — Польщенный Бенхаил взял монету и подкинул ее в воздух. — Самая редкая и прекрасная вещь из тех, что существуют на свете! Оно создает и разрушает империи. Оно бывает опасным и губительным, заставляет людей творить зло, наполняет мерзостью души и все же… вынужден признать, что его очень приятно держать в руке! Я с благодарностью принимаю твой подарок и надеюсь, что настанет день, когда ты, словно царь Мидас[27], во всей своей силе и славе воцаришься на своем законном троне, окруженный колоннами из этого благородного металла. Если, конечно, порядочность Христофора из Занты устояла перед многочисленными соблазнами. А золотые колонны пусть будут столь же высоки, как Храм, который народ Иерусалима — дети Израиля — заставил построить Ирода на месте бывшего Храма Соломона.

— Если это когда-нибудь произойдет, то одна из этих колонн будет твоей, — ответил, улыбаясь, Василий.

— Мне хватит и шеста, вроде тех, к которым привязывают верблюдов, — заверил его Бенхаил, все-таки обрадованный. — Желаю тебе всю жизнь есть только из золотой посуды, молиться перед золотым алтарем и подпоясываться поясом из чистого золота.

Когда Василий, наконец, остался наедине с Деворой, то снова смутился и ощутил замешательство.

— Ты оказалась такой предусмотрительной… Ты вообще слишком добра ко мне, — сказал он. — Вот уже два года, как у меня нет собственных вещей. С тех пор как меня продали в рабство, я не держал в руках ни одной, даже самой мелкой, монеты.

— А разве Лука не дал тебе денег, когда вы покидали Антиохию? Дедушка считал, что этой суммы более чем достаточно.

— Просто моя свобода оказалась дороже, чем он предполагал, — объяснил Василий. — Моя бывшая хозяйка и ее муж были очень жадными, и они поставили Луке тяжелые условия. Когда, наконец, все было улажено, то у Луки оставались только две медные монетки.

У девушки расширились от ужаса глаза.

— Как же вам удалось добраться до Халеба, чтобы встретиться с Адамом-бен-Ахером?

— А об этом Лука почти не беспокоился. Он сказал, что о нас позаботится Господь, и именно так Он и поступил. В первый же вечер мы остановились в маленьком селении, нам указали на дом одной вдовы. Мой благодетель сказал этой женщине: «Иисус воскрес!» Она ответила… ответила что-то странное, я ничего не понял, но для Луки это, видимо, имело какое-то значение.

Девора прервала его и тихо сказала:

— Наверное, эта женщина ответила: «Он сидит справа от Бога».

— Да-да, вдова произнесла именно эти слова, и между ними сразу воцарилось полное доверие.

— Да, полное доверие, можешь не сомневаться.

Василий продолжал рассказ, воздержавшись от вопросов:

— В ту ночь мы спали в доме вдовы. То же самое произошло на следующий день. Мы попросились на ночлег к одному тележнику. Это был бедный человек, отец семерых детей, но, несмотря на свое нищенское существование, он отдал все лучшее, что у него было.

Расстались они в коридоре, и Василий поднялся к себе в комнату. Его переполняло чувство благодарности к девушке. Но понемногу его мыслями овладели другие заботы. Итак, Христофор из Занты был жив. Теперь Василию надо было как можно быстрее отправляться в Рим. Но как ему туда добраться? Может быть, Иосиф будет так добр, что отправит Василия в Рим с каким-нибудь поручением или деловым письмом. А если нет? Тогда, чтобы попасть в столицу мира, ему придется наняться матросом на один из кораблей, плывущих в Рим. Об этом варианте Василий думал без всякого энтузиазма, потому что прекрасно знал, что жизнь моряка мало чем отличалась от жизни раба. Ничего не вызывало в душе молодого художника такого страха, как перспектива снова оказаться закованным в цепи.