Серебряная чаша - [29]

Ел Василий в тесном подвале, который освещался тусклым светом масляной лампы, подвешенной к самому потолку. В комнате было очень влажно, вода так и капала с потолка. Пища, правда, была здоровой, но очень грубой, а на третий день доконала его своей монотонностью и буквально застревала в горле. В открытую дверь Василий мог видеть длинный сумрачный зал, в котором за одним столом обедали рабы, работавшие в доме (их было не меньше сорока). Художник видел, что они ели то же, что и он, и не переставал удивляться их радости при виде пищи. Тут были представители всех национальностей и рас, всех цветов кожи и возрастов. Они все носили серые туники и медные ошейники на шее. Со всех сторон сыпались шутки, слышался смех, женщины и мужчины сидели рядом и, естественно, старались понравиться друг другу. Рабов всегда сопровождал надсмотрщик — малый здоровый, но довольно добродушный. Он редко пользовался плеткой, которая, впрочем, была постоянно при нем. Он охотно принимал участие в их грубых и пошловатых шутках, часто приударяя за женщинами.

Пища хоть и была грубой, но подавали ее вдоволь, обычно к концу трапезы на столе оставалось достаточно хлеба, мяса и сыра. Когда рабы покидали зал, открывались двери, и в помещение проникали нищие с улицы. Грязные, в лохмотьях и гнойниках, они, расталкивая друг друга, бросались на объедки. Иногда доходило и до драк, причиной которых чаще всего становилось пролитое вино.

По утрам Василий покидал свою душную комнату и шатался по шумным улицам города, рассматривая гостей, съехавшихся в Иерусалим на праздник. Дома были так переполнены людьми, что многим не хватало места и приходилось ставить палатки. Их было немало, среди них выделялись жилища набожных евреев, приехавших из других стран, жителей диаспоры. Этим вообще ничего было не нужно, только бы увидеть пасхальную луну, всходившую над прекрасным Иерусалимом, да простереться на камнях у входа в Храм. Василию было трудно искать Христофора из Занты, но он ни за что не хотел признать себя побежденным.

Еще во время первой прогулки он забрел в южную часть города и дошел до самых ворот. Вероятно, тут проходило множество людей, потому что тяжелые, обитые железом створки оставались все время распахнутыми настежь. Больше всего в город торопились крестьяне, которые несли на продажу в город густое козье молоко, которое хранилось дольше, чем обычное, и поэтому пользовалось большим спросом. Обросшие, черные от загара, они в основном носили черные бороды и не отличались благородством манер. Таким был и человек, к которому Василий обратился с волнующим его вопросом. Правда, незнакомец отвечал охотно:

— Христофор из Занты? Не знаю такого. А что он делает?

— Он поставляет товары для римской армии.

Радушный тон собеседника сменился на насмешливый:

— Поставщик армии! Ха! Вот те раз! Ты что, парень, совсем двинулся? Даже грек должен знать, что это не ворота sterquiline[21] и подобных людей здесь не встретишь. — Тут крестьянин толкнул Василия локтем в бок и указал на северо-восток: — Задавай там свои вопросы. Ступай к этим мерзким камням, которые проклятый Ирод воздвиг на позор всем евреям, сынам Израиля.

И Василий направился к Крепости Антония, которая возвышалась на холме, зловеще нависая над городом своими огромными мрачными стенами, окружавшими четыре мрачные башни. Карабкаясь по крутому склону, он слышал за стенами четкие команды и печатный шаг солдат. Когда он наконец, запыхавшись, достиг ворот, ему преградил путь стражник.

— Значит, ты ищешь поставщика римской армии? Твое счастье, балбес, что ты нарвался на меня. У меня доброе сердце, но впредь знай, что тех, кто интересуется военными сведениями, сажают в каменную яму, а потом подвергают допросу, который никак не назовешь приятным. Такой тощий как жердь человек вроде тебя может его и вовсе не пережить. Понял? А теперь ступай отсюда!

Не большего успеха он добился и по соседству — у Храма. Взойдя на паперть, откуда можно было наблюдать только узкую террасу, он натолкнулся на табличку отнюдь не вдохновляющего содержания:

НИ ОДИН ИНОЗЕМЕЦ НЕ СМЕЕТ ВХОДИТЬ ЗА ОГРАДУ ВНУТРЬ БАЛЮСТРАДЫ.

ОСМЕЛИВШИЙСЯ НАРУШИТЬ ЗАПРЕТ САМ НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА СМЕРТЬ, КОТОРАЯ ЕГО НЕМИНУЕМО ОЖИДАЕТ.

Колоннада вокруг Храма была всегда переполнена народом. Евреи, которые, казалось, просто не могли ходить в одиночку, со свойственной всем восточным жителям бесцеремонностью, громко разговаривали и жестикулировали. Устремив глаза перед собой, они расхаживали, шумно переговариваясь, то и дело задевая и толкая его, словно хотели сказать: «Отойди в сторону, несмышленыш, дай пройти тем, кого ты не можешь понять!» Так его вопрос остался без ответа. Василий был вынужден отойти к стене, чтобы не мешать этому иерусалимскому столпотворению. Когда ему удавалось остановить кого-нибудь, чтобы задать свой вопрос, он почти всегда получал один и тот же ответ.

— Христофор из Занты? — переспрашивал нетерпеливый прохожий. — Грек? Не знаю никаких греков и знать не хочу.

Иногда ему отвечали еще резче:

— Убирайся отсюда и задавай свои вопросы где-нибудь подальше от дома единственного Бога!