Сердечные тайны - [26]

– Не хочешь? Ну, тогда сидр, да?

Англичанин одобрительно покачал головой. Кэд ушел за сидром.

Джон сел за стол рядом с Руфусом, владельцем магазина, и одним из братьев Джоунзов. «Картер», – подумал он.

– Можно мне посидеть здесь, – спросил Джон невинно.

– Ну…

– Картер, – в голосе Бэнни были просьба и предупреждение.

– Ну, хорошо, садись.

Бэнни забегала вокруг них, то, дотрагиваясь до Джона, то, убирая руку, переводя взгляд с Джона на Картера, и обратно.

– Бэнни!

– Да?

– Хватит носиться вокруг нас. Ты напоминаешь пчелу, которая не может выбрать себе цветок, чтобы сесть на него, – сказал Картер. – Успокойся, я ему ничего не сделаю. Я просто с ним немного поболтаю. Иди, неужели у тебя нет работы?

Бэнни подумала, что Джон выглядел очень довольным оттого, что кто-то захотел с ним поговорить. Но ведь он остается один на один с американцами, которым ничего не будет стоить обидеть его.

– Бесс, – осторожно спросил Джон. – Ты тоже посидишь?

– А ты хочешь, чтобы я осталась?

– Да. – Джон похлопал рукой по месту на скамейке рядом с ним.

– Бесс? – насторожился Картер. – Что это за Бесс?

– Бэнни – мужское имя. – Джон широко улыбнулся. – Мне больше нравится Бесс.

Теплая волна подкатила ей к сердцу, хотя она понимала, что он имеет в виду только ее имя. Картер – на правах брата – фыркнул:

– Хм… И Бэнни было неплохо.

Элизабет уселась на скамью:

– Мне тоже нравится это имя.

Ее рука коснулась руки Джона. Когда она в последний раз сидела с ним на скамье, она поцеловала его. А сейчас… Ей только показалось, что он приблизился к ней, или это, действительно, так? Джон слегка расставил ноги и коснулся ее бедра. Бэнни показалось, что в комнате вдруг стало невыносимо жарко.

Вернулся Кэд и со стуком поставил кружку на стол перед Джоном. Сидр выплеснулся через край.

– Надеюсь, никто не думает, что я собираюсь давать своей дочери другое имя на двадцать третьем году?

– Я и не прошу тебя об этом, папа.

Кэд недовольно пробурчал что-то и пошел обслуживать других клиентов.

– Ну, лейтенант, – Картер скрестил руки и наклонился вперед. – Ну, что ты думаешь насчет смотра?

– Хорошо прошел. Мне понравилось. – Он улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.

«Интересно, как выглядят его родители, если они произвели на свет такого красавца», – подумала Бесс.

Она взглянула на его огромную руку, которой он обхватил свою кружку.

– Как твоя рука?

Джон вытянул руку ладонью вверх. Между большим и указательным пальцем протянулась тонкая красная полоска. Он медленно сжал пальцы.

– Нормально. Но еще трудно заряжать мушкет. Все еще болит. Из-за этого я плохо стреляю.

Картер чуть не поперхнулся этим:

– Ты стреляешь хуже теперь?

Джон грустно кивнул головой:

– Да, хуже. А нам нужно все время тренироваться.

Руфус выпрямился:

– Тренироваться?

– Да.

А сейчас самая ответственная часть беседы. Он должен был сообщить им сведения не слишком много, не слишком мало, а ровно столько, чтобы достичь поставленной цели. Если он скажет им слишком мало, это не будет иметь никакого действия, если слишком много, это будет опасно. Годы работы научили его все делать в меру.

– Мы должны стрелять каждый день теперь. Приказ капитана. Ремонтировать крепость и стрелять. Это все, чем мы должны заниматься теперь.

Руфус и Картер переглянулись:

– Ремонтировать форт?

– Да. – Он заставил их подождать продолжения, пока сам пил теплый сладковатый сидр. – Он был весь разрушен. В нем нельзя было жить. Нам пришлось спать в палатках.

– Держу пари, это было не совсем удобно, – живо добавил Руфус.

– Да и холодно. Но сейчас он уже почти готов. Думаю, после Нового года мы переберемся туда.

– Ну, там вам будет намного лучше жить. – Картер дружелюбно улыбнулся ему.

Джон сделал еще глоток. Он ощутил во рту смесь яблока, алкоголя и специй.

– Мне нужно возвращаться.

– Так быстро? Я возьму тебе еще сидра. – Картер сделал знак Кэду.

– Нет, нет. Должен идти. – Джон повернулся к Бесс.

– До свидания, Бесс.

– Тебе действительно пора?

Он видел, что ей искренне жаль, что он уходит. Ее мягкие карие глаза изливали теплоту и нежность. Джон подумал о том, что она и не знает, когда увидит его снова, и тут же почувствовал свою вину перед ней – совершенно необычное для него ощущение. Он заставил себя подавить эту боль. Он не должен обращать внимания на те импульсы, которые посылает ему его тело: работа, прежде всего, а все остальное – второстепенно.

– У меня работа, – сказал он.

Бэнни расстелила шерстяное одеяло на охапке сена. Зимой, когда было слишком холодно в лесу, она всегда приходила именно сюда, чтобы поиграть на скрипке.

Конюшня, расположенная за «Дансинг Эле» была достаточно вместительной, в ней содержались лошади не только Джоунзов, но и случайных проезжих, тех, что останавливались переночевать. На чердаке держали значительный запас корма для скота, а толстые каменные стены не промерзали и в самые большие холода. Окнами служили маленькие отверстия, которые впускали немного света. Здесь пахло душистым сеном и лошадьми, было тепло и уютно.

Бэнни взяла футляр со скрипкой и села на одеяло. Она улизнула из таверны сразу же после того, как ушел Джон, так и не сумев объяснить отцу, зачем она привела в «Дансинг Эль» британского офицера. Его не убедили ее слова о том, что Джон был ее другом. Он сдвинул брови и потребовал объяснить, как она умудрилась взять себе в друзья красномундирника, пусть даже такого безобидного, как этот верзила-дурачок. Она пробормотала что-то насчет того, что увидела его на смотре и еще, что ей было очень жаль его. Ее отец отнесся к ее словам довольно недоверчиво, да и Бэнни догадалась, что ее чувства к Джону были далеки от дружеских и мало что имели общего с жалостью. Она почувствовала, что ей надо побыть одной и попытаться разобраться в самой себе. Так что при первой же возможности она выскользнула из таверны, захватив с собой скрипку.