Сердце-озеро - [14]

Вот шайтан из леса вышел,

Заворочались кряжи:

— Ну, хвастун, поди поближе,

Удаль-силу покажи!

Выпил я родник заветный,

Вырвал травку-одолень,

Алый камень самоцветный

Украшает мой кистень.

Тяжелы твои доспехи,

Расколдован меч стальной,

И воронам для потехи

Выйдешь драться ты со мной!..

Буйны травы расходились,

Как поземная пурга,

Мертвой хваткою сцепились

В поединке два врага.

Вот кистень рванулся лихо,

Высоко булат взлетел,

Закрутился ярый вихорь

Заплетенных жарких тел.

Бьется парень молодецки,

Рубит кованым мечом,

Метит в голову и в сердце

А злодею — нипочем!

Не гадал боец, не чаял,

Затевая смертный бой,

Что пустил по ветру чары

Непутевой похвальбой.

Он шайтана рассекает

Махом надвое — ан глядь! —

Два злодея вырастают

И срастаются опять.

Оба зорки да клыкасты!

И теперь шайтан в бою

Разевает обе пасти:

И собачью, и свою.

Кистенем булат разломан,

Пот кровавый на челе, —

И сказал с земным поклоном

Парень матушке-земле:

— Ты легко меня носила,

Я хотел тебе служить,

А достало только силы

Буйну голову сложить.

Помоги! Не дай змеиться

На груди твоей врагу!..

Услыхала мать-землица

И вздохнула:

— Помогу!

Враг дубинкой замахнулся,

Свист прошел над головой,

И тогда боец коснулся

Сталью травки луговой.

Пласт земной зашевелился

С тихим шорохом у ног,

И холодный ключ пробился,

И запенился поток.

Вот и луг в разливе тонет,

Парня холодом бодрит,

Где обломок землю тронет,

Нарождается родник.

Он опять куском булата

Отворяет родники…

Тяжелы стальные латы —

Не поднять со дна реки!

Обессиленный борьбою,

Жерла новые бурит.

Не рекою поле боя —

Синим озером бурлит.

— Стой! — шайтан из темной глыби

Крикнул, страха не тая. —

Дно уходит! Это гибель,

Гибель верная твоя!

Я дарю тебе свободу,

Брось булат — и будешь жив!

Но к земле, уйдя под воду,

Парень меч свой приложил.

Погибая, верной сталью

Он вершит последний взмах —

И шайтан в земном провале

Скован намертво в камнях.

Иткуль пену в ноги стелет,

Бьет зеленою волной,

Иткуль манит самых смелых

Неприступной глубиной.

Там поныне исподлобья

Все глядит, оскаля пасть,

Несусветное подобье

Зла, утратившего власть.

А березка, белым станом

Отражаясь в глуби вод,

На макушке у Шайтана

Косу шелковую вьет.

ЧЕРТОВ ПАЛЕЦ

Бродят сказки на зорьке вечерней,

Где лесные тропинки круты.

Бродят сказки о горном ущелье

На отроге уральской Кряхты.

Там, на склоне, в зеленом разливе,

Чертов Палец проткнул небеса.

И про это скалистое диво

Вам расскажут и впрямь чудеса.

Под волнами соснового духа,

Вдоль теснины, покрытой лозой,

Безымянна — река-цокотуха

Скачет в камешках горной козой.

А как станешь у звонкого стрежня,

Справа — юг опалит горячо,

Слева — север подует мятежно,

И прохладой прихватит плечо.

Говорят, будто все это черти

Натворили, друг дружке грозя.

(Если любите сказки — поверьте:

Небылицы проверить нельзя!)

Было много их в давнюю пору,

И запуганный, темный народ

Поселил чуть не в каждую гору

Этот хитрый, увертливый сброд.

А для самого главного черта

Отвалил, по преданью, Кряхту.

У него была страшная морда

И хвостище длиною с версту.

Гром гремел, если он, между прочим,

Прочищал об утесы рога,

Если ж тяжкие камни ворочал,

Яктыкуль покидал берега.

Жил он важно, лениво и сыто,

Да над каждым кусочком дрожал

И рогатую пленную свиту

Только впроголодь вечно держал.

Чертенята еду добывали,

Развивая бесовскую прыть,

Но, поверьте, едва успевали

Черта с чертовой мамкой кормить.

С карасями ворочали бредень,

Доставали медовую сласть,

Даже лосей и бурых медведей

Волокли в ненасытную пасть.

Черт лежал бы в камнях, не тоскуя,

Переваривал живность — так нет!

Плов и прочую пищу людскую

Подавайте ему на обед!

— Эй, паршивцы! А ну-ка, в жилища

Пробирайтесь за каждый порог.

Пусть людишки вареною пищей

Платят мне ежедневно оброк!

И, не медля, июльскою ночкой

Чертенята, от страха востры,

Поскакали хвостатой цепочкой,

Где горели пастушьи костры.

Не дадут мне соврать старожилы,

Там, в долине, за крайней грядой,

Жил, смеясь над рогатым страшилой,

Габдулла, удалец молодой.

Он гостей у себя обнаружил,

Черномазых, в чем мать родила,

И хоть были хитры они дюже,

Но куда был хитрей Габдулла!

Уж вертелись они, верещали,

Взять хотели его на испуг,

И стращали, и так улещали,

Будто он им единственный друг.

Габдулла с независимым видом

Оглядел чертенят свысока:

— Вы хвораете, что ли, рахитом?

И ответили черти:

— Ага!

— А хозяину вкусного надо?

На мое заявляет права?

Я его угощу, чертенята,

Но отведайте сами сперва!

Наварил он бараньего плова,

Отощавших позвал чертенят:

— Навались, горемыки, готово!

Уплетайте досыта, подряд!

Как накинулась алчная свора

Над жаровней ноздрями трясти…

— А теперь выметайтесь на гору

Службу вашему скряге нести!

Отвечают рогатые:

— Прямо!

Нам желательно тоже пожить!

Кормит пусть его чертова мама —

Мы тебе остаемся служить!

А когда нажрались до икоты,

Сил прибавила сытая ночь,

Габдулла повелел:

— За работу!

Добрым людям придется помочь!

Хватит попусту маяться дурью,

Подтяните ума на вершок

И такую придумайте бурю,

Чтобы черта стереть в порошок.

Поползла чернохвостая свора

На карачках вокруг очага,

Пошептала свои наговоры,

Поплевала и дуть начала.

И пошла, и пошла свистопляска

С перещелком, в двенадцать копыт —

Все пригорки задергала тряска,

Черный вихорь в ущелье летит.

— До моей добираются власти! —

Взъерепенился черт-великан,