Сердце не камень - [79]

Бабушка Мими качает головой и, восхищенная, выносит свою оценку:

— Она здорово рассуждает, эта малышка. Это все правильно, что она сказала, право слово. И вот что я вам еще скажу: я больше люблю тех, кто говорит прямо, что думает, чем сладкоречивых хитрецов, которые наносят вам удар исподтишка. Как она все умеет объяснять, малышка! Надо ей учиться на адвоката.

— Я не хочу быть адвокатом! Я хочу содержать приют для несчастных животных, как вы. Но не такой грязный. У меня будет муж, чтобы зарабатывать деньги для этого, и на них я куплю много маленьких прелестных домиков для собак и кошек, где будет полно красивых подушек, на которых будут вышиты их имена, чтоб они не перепутали, а еще там будет центральное отопление, и еще цветы и зелень вокруг, и большое поле, чтобы они могли бегать и тренироваться, и даже бассейн там будет, чтобы они могли охладиться в сильную жару. И там еще маленькая больничка со специальным врачом для животных… Как его называют, папа?

— Ветеринар.

— Да. Ветеринар, очень опытный, чтобы их выслушивать и измерять у них температуру.

Все умильно улыбаются. Женевьева гладит Жозефину по волосам:

— Тебе придется выйти замуж по крайней мере за мультимиллиардера, моя милая. Или же тебе самой придется стать ветеринаром.

Жозефина размышляет.

— Это не так глупо, что ты сказала. Долго надо учиться на ветеринара?

— Я думаю, довольно долго.

— Тогда я вполне могу начинать. И, как знать, может, я встречу мультимиллиардера, пока учусь?

Все это трогательно, но мы приехали выбрать щенка, пора заняться делом.

Будь на то воля Жозефины, она взяла бы их всех. Мне самому неловко проходить мимо отчаянной надежды в этих глазах, мимо молодых существ, полных жизни и резвости, созданных для бега и прыжков, заточенных на одном квадратном метре… К счастью, бабушка Мими настороже. Она вручает моей дочери очаровательного щенка-коккера четырех месяцев от роду, который тут же с рычанием принимается грызть подвеску, висящую у нее на шее. Уши, широкие, как ракетки, хлопают его по морде в такт движениям головы. Малышка смеется от счастья. Она спрашивает:

— Как его зовут?

— Лулу… Ах нет, Лулу, это был его братец, которого я отдала вчера. А его зовут Тотош.

Жозефина морщит носик:

— Это ему не подходит. Я буду звать его Фрипон.

Я люблю узнавать новое. Я спрашиваю:

— Почему Фрипон, Жозефина?

— Потому что он рыжий.

— Да? Понятно… — Мне не очень ясна причинно-следственная связь между рыжим окрасом и этим именем. Но главное назвать, не правда ли?

Кузен кузины прогуливается между боксами, заложив руки за спину, с видом любопытствующего, которого это все не касается. Однако я замечаю, что, притворяясь равнодушным, он внимательно рассматривает собак, особенно крупных пород. В конце концов он непринужденно подходит к хозяйке этих мест.

— Может, было бы недурно, если бы я захватил отсюда одного, то есть собаку. Это для дяди, чтобы охранять лавку, понимаете? Потому что, надо сказать, по вечерам он, то есть дядя, вернее, его бакалея допоздна остается открытой. Это хорошая мысль — не закрываться допоздна, потому что, вы понимаете, люди, которые поздно возвращаются с работы, знают, что смогут купить себе пожрать, даже если все другие лавочки закрыты. Но это опасно без собаки в таком квартале, со всей выручкой в кассе и при теперешней молодежи. Ну, вот я и подумал, может быть, у вас найдется подходящая собака для дяди. Крупный пес, страшный, то есть со злобным видом, но на самом деле вовсе не злой, иначе он будет кусать клиентов, это плохо для дела, понимаете? Он только пугает, он здесь, лежит на полу в лавке, и тогда грязные типы видят его и решают, что их план не годится.

Фатиха хлопает в ладоши:

— Ой, здорово, вот это идея! У вас есть, мадам Мими, такая собака, как он говорит?

— Бабушка Мими размышляет. Недолго.

— Может быть, у меня есть как раз то, что вам нужно. Но прежде скажите-ка мне вот что. Лавочка все время открыта. Собака выйдет погулять. И если она попадет под машину?

— Вы правы. Нужна такая собака, которая не пойдет гулять одна. Или которая ложилась бы на тротуар прямо перед лавочкой, чтобы погреться на солнце. Она должна быть очень спокойной и гулять только на поводке.

Вмешивается Фатиха:

— Выводить ее буду я! Я буду подолгу с ней гулять. И даже бегать с ней. Я знаю окрестности.

— Ты обещаешь мне, что будешь это делать?

— Да, мадам, обещаю.

— Каждый день?

— Да, мадам. Каждый день. Но писать он может сам в канаву перед лавкой.

— Да. Это он может. Так как вы друзья Женевьевы, я вам доверяю. Я Дам вам очень смирную и умную собаку.

Она выходит, потом возвращается, ведя настоящего монстра. Крупный и толстый, как ньюфаундленд, такой же лохматый, мордой в чем- то схожий с лабрадором. Он вышагивает с грацией большого плюшевого медведя, спокойно обнюхивает нас одного за другим. Фатиха таращит глаз, не смея верить в такое большое счастье. Она робко протягивает руку, почесывает массивную голову. Мощная зверюга разваливается у ее ног, как бы подтверждая свое согласие. Кузен важно качает головой.

— Да уж, с первого взгляда этот внушает страх. Но сразу же становится видно, что в душе он очень добрый.