Сердце на ладони - [7]

«Мелочь берет. Можно и с удочкой браконьерствовать. Надо ему об этом сказать». Но не сказал — поленился. Хотелось повалиться на траву и смотреть в небо, где сгущаются облака. Солнце еще пробивает их, но расплылось, как… желток на сковородке. Чужой старый образ. Ну их, эти образы! Опять дотошные критики будут ловить у него блох. Аллах с ними! Не каждый может писать метафорами.

Тяжело шмякнулось что-то рядом в траву.

— Смотри! — Гукан держал в руке большого окуня, и лицо его сияло.

Шикович засмеялся. Вспомнилась французская кинокомедия, эпизод, где в соревновании рыболовов рыба клевала только у браконьера — героя фильма.

Кирилла всегда забавляла наивная радость и неумеренное бахвальство рыболовов и охотников. Уважаемые, серьезные люди, взяв в руки удочку или ружье, превращаются в детей.

Между тем Гукан достал из кармана что-то вроде маленького пистолета, вытащил из дула ленту рулетки и смерил длину окуня. А потом этим же прибором взвесил, рыбину. Кирилл смотрел на него уже без иронии, а даже с некоторым восхищением: «Ух, черт! Ну и дотошный!» Лицо Гукана, расплывшееся было в улыбке, снова вытянулось, когда он сказал:

— Восемьсот граммов. Думал, больше.

Но вообще он, очевидно, был доволен уловом. Присел под вербой. Чудно сел — высоко, до самого подбородка подняв острые колени. На правое колено положил удилище.

Шикович увидел, как вокруг поплавка ходят окуньки, и залюбовался их'игрой.

— Чем, инженер человеческих душ, собираешься порадовать нас в ближайшее время?

— «Кирилл не любил ни этого обращения, замусоленное до тошноты, ни этого шаблонного вопроса. Но подумал, что Гукан, сам того не ведая, дал повод для разговора, ради которого Шикович и приглашал его к себе.

— Хочу вернуться к подполью. — Шикович нарочно не оборачивался, однако почувствовал на себе долгий пристальный взгляд председателя исполкома.

— Опять война? Шестнадцать лет строим. Вон какие города отгрохали. Дети выросли, родившиеся после войны. Глянешь вокруг — дух занимается. Вот-вот советский человек на луну ступит. А ваш брат все воюет. Назад, братцы, смотрите. Не умеете смотреть вперед!

— Справедливый упрек, Семен Парфенович, — согласился Шикович. — Но каждый пишет о том, что его волнует.

— Роман? — спросил Гукан после долгой паузы.

— Документальная повесть.

— Документальная? Писано-переписано…

— Не так уж много, Семен Парфенович. О нашем городе одна ваша книга. Да и сколько там о подполье? Мимоходом. В основном — партизаны. Я хочу заглянуть поглубже… Разобраться.

— Разбирался горком.

— Правильно. Но мне, например, далеко не все ясно. Особенно первый период. К тому же, согласитесь, что сейчас мы на многое смотрим другими глазами.

— Хочешь, значит, проревизовать решение горкома. — Гукан не спрашивал, а как бы с иронией констатировал факт.

Шикович поерзал в траве и с силой закинул удочку в воду. Он понял, что Гукан не отступится ни от одного слова, ни от одного положения своей книги, написанной его, Кирилловой, рукой. Охватила злость.

«Почему ты так упорно держишься за то, что у многих вызывает сомнения? Почему считаешь, что только ты сказал истину? Решение горкома!.. Ты был секретарем и подготовил это решение, повторив то, что написал в книге. А люди — участники — протестуют!..»

Кирилл обеими руками сжал удилище, как будто оно могло затащить его неведомо куда. Он боялся, как бы не прорвалось его раздражение. Понимал, что ссориться сейчас с Гука-ном глупо и неуместно.

Помог ему справиться с собой сам Гукан. Он встал, наклонился над водой, и со стороны можно было подумать, что, кроме поплавков и рыбы, ничто больше не волнует и не занимает его. Кирилл оглядел долговязую фигуру, спокойное аскетическое лицо и, чувствуя, как остывает, беззлобно выругался про себя:

«Актер, чертова жердина! Дорого я дал бы, чтоб узнать, о чем ты думаешь».

Они долго молчали.

Наконец, насаживая нового червяка, Гукан сказал:

— Это тебя Ярош подбивает на подполье? Советую не слишком поддаваться ему. Анархист.

— Ярош анархист? — Кириллу стало весело. — Более дисциплинированного человека я не знаю.

— Разная бывает дисциплина. Безусловно, он выполнял ответственные задания. Но это было, так сказать, не главное направление нашей борьбы. И его держали в стороне. Поэтому у него сложилось однобокое представление о подполье. В нашей книге, конечно, не все факты и люди названы… Но я и не ставил себе такой цели…

«Книга «наша», а цель «твоя», — мысленно засек Кирилл.

— Мы дали общую оценку… А Ярош хотел все перечеркнуть только потому, что его не упомянули… Взять хотя бы его письмо в редакцию.

Шикович вспомнил свое первое знакомство с Ярошем — как, получив письмо, разыскал молодого врача. И тот с болью, с обидой рассказывал о своих незаслуженно забытых друзьяхподпольщиках.

Нет, Ярош написал тогда не потому, что не упомянули в книге его. В этом Кирилл за годы дружбы с ним убедился. Но не совсем неправ и Гукан: у Яроша действительно было путаное представление об общей картине подпольной борьбы в городе.

И тут же Кирилл вспомнил сегодняшний разговор с другом о том, стоит ли тревожить мертвых. Даже Ярош, неукротимый и неутомимый Ярош вот как стал рассуждать! Что это — возраст? Дача, голуби, рыба…