Сердце на ладони - [27]
«Взял?»
«Да».
«С тебя причитается. Пока что сигарета».
Я пощупал пистолет и гранату. Сигарет не было.
«Отдал Муре», — вспомнил, что она курила.
«Ого, ты времени не теряешь, — заржал часовой. — Но завтра с пустыми руками не приходи, у нас свои законы». «Знаю».
А сам ловил каждый звук — нет ли тревоги.
По улице я пошел быстро. Направился на Советскую. Рассчитал, что в центре будут люди и 'я, затерявшись среди них, сумею перебраться в Залинейный район.
Я успел выйти на Советскую. Но она в тот день была безлюдна. Редкие прохожие, и то, очевидно, большая часть из них агенты в штатском.
— И тут меня догнала тревога. Она шла не из полиции, а из гестапо, издалека, с Парковой. Заревели сирены и моторы, залаяли овчарки. Улица вмиг еще больше опустела. Даже агенты, должно быть, бросились к телефонам узнать, что случилось, получить указания. Я не ускорил шага, это могло выдать меня. Но все мои стремления сосредоточились на том, чтобы достигнуть разрушенного бомбардировкой квартала, спрятаться в развалинах. И вдруг… Бывают же случайности!.. Навстречу мне Лотке. Одет рабочим. Я сделал вид, что не узнал его, и прошел мимо. Но инстинкт опытного агента и к тому же подозрение, которое я в нем вызывал и раньше, заставили его действовать. «Стой! Руки вверх!» — На этот раз он крикнул на чистейшем русском языке. Я обернулся… Поднял руки. Но из правой полетела «лимонка». Я успел увидеть, как Лотке бросился в окно часовой мастерской. Раньше, чем грохнул взрыв, зазвенело витринное стекло. Я спрятался от взрыва в нише. А потом кинулся за угол, свернул в первую подворотню и пошёл задворками. Я шел назад, мимо двора управы, почти мимо самой полиции, где стоял громкий гомон. По шуму моторов, лаю собак легко было догадаться, что гестаповцы окружают кварталы за Советской, кварталы развалин. И, однако, я жалел, что не успел пересечь главную магистраль. Там весь город — и разрушенный и целый. Там. у меня были явки, оттуда выход в поле, в лес. А здесь я оказался зажатым между центральной улицей, которую уже не перейти, и рекой, за которую тоже не пробраться. По одну сторону управа, полиция, казармы; по другую, у реки — элеватор, пристань со складами; на берегу сторожевые вышки, огневые точки. И между ними несколько улочек, до которых не добрался пожар и где остались жить наши люди. Наши… А все ли наши? Ты знаешь, это своеобразный район. Дореволюционные постройки. Жили здесь при царе главным образом чиновники. После революции квартиры стали коммунальными. Большая часть жителей отсюда в начале войны эвакуировалась. Рабочие, советские служащие. А кто остался… Не все они, видимо, наши. Кроме того, мне было известно, что тут квартирует много немцев — офицеров, коммерсантов. Правда, было и одно преимущество: я отлично знал этот район, не только каждый переулок, но каждый дом и сад. Я здесь жил, когда учился в медучилище.
В один миг я взвесил все минусы и плюсы. Тут же обнаружил еще один минус: я был ранен. Осколком собственной гранаты. Он попал в ногу вот сюда… Я даже нащупал его. Штанина напиталась кровью. Рана не тяжелая. Но по кровавому следу легко идут овчарки. Поэтому мне пришлось спуститься в погреб разбитого магазина, разорвать нижнюю сорочку и перевязать ногу. Потратил несколько минут. За это время начали окружать район взрыва. Теперь уже не только шум мотоциклов, до меня долетала и немецкая команда.
В редких развалинах этой части города не спрячешься — я это хорошо понимал. Надо выходить. По Пушкинской направился к реке. Укрыть могут только люди, советские люди. Я заглядывал в окна деревянных домов. Я знал эти дома, но не знал людей. Еврейская семья, где я квартировал, эвакуировалась. Других знакомых не было. Какие знакомые у студента!
Прошла мимо хорошо одетая женщина, с любопытством посмотрела на меня. Что привлекло ее внимание? Я старался не хромать, прикрыл рукой пробитую полу пиджака. Со двора выбежал офицер, на ходу застегивая пуговицы. Я сжал рукоятку пистолета. Но немец равнодушно взглянул в мою сторону и побежал к центру. Очевидно, его вызвали по тревоге.
Я свернул в узкий безымянный переулок, по которому когда-то ходил купаться. Мелькнула мысль и сейчас спуститься к реке и попробовать переплыть ее. Нет, на том берегу открытый луг. Каждый, кто появится там, будет отличной мишенью для пулемета. Спасение может быть только в одном из этих домов. Но в каком? Овчарки лаяли уже где-то возле управы. Если взяли след, они будут здесь через две-три минуты. Медлить нельзя.
Я огляделся и… увидел дом, куда меня потянуло какое-то непонятное чувство. В такие моменты появляется интуиция, которая редко обманывает. Дом этот стоял не в ряд с другими, а в глубине густого сада. Красивый особняк. Однажды я был там. Приходил сдавать экзамен хозяину его, доктору Савичу.
— Савич? Тот Савич? — не сдержал удивления Шикович.
— Да. Тот Савич, о котором вы с Гуканом пишете как о предателе. Тот Савич, который сотрудничал с немцами, возглавлял отдел управы и которому фашисты устроили пышные похороны. С некрологом на полполосы.
— Тысяча и одна ночь. И ты пошел?
— Да. Сиганул через забор, убедившись, что переулок пуст. Разумеется, я рисковал. Я знал, кто такой Савич. Более того, я знал, что у него квартирует врач немецкого госпиталя. Что ж… умирать, так с музыкой, черт возьми! В тот день я уже один раз шел на смерть. Она дала отсрочку. И когда нет другого выхода, если любой вариант сулит еще меньше шансов… Но, кроме всего прочего, было что-то еще… Не мог я поверить, что Степан Савич подлец! Я знал Савича не предателя, а Савича-врача — крупнейшего эпидемиолога, бесстрашного человека, всеми уважаемого, который за сорок лет врачебной практики потушил десятки эпидемий. Неужели такой человек мог продаться?
Известный белорусский писатель Иван Шамякин, автор романов «Глубокое течение», «В добрый час», «Криницы» и «Сердце на ладони», закончил цикл повестей под общим названием «Тревожное счастье». В этот цикл входят повести «Неповторимая весна», «Ночные зарницы», «Огонь и снег», «Поиски встречи» и «Мост». …Неповторимой, счастливой и радостной была предвоенная весна для фельдшера Саши Трояновой и студента Петра Шапетовича. Они стали мужем и женой. А потом Петро ушел в Красную Армию, а Саша с грудным ребенком вынуждена была остаться на оккупированной врагом территории.
Роман «В добрый час» посвящен возрождению разоренной фашистскими оккупантами колхозной деревни. Действие романа происходит в первые послевоенные годы. Автор остро ставит вопрос о колхозных кадрах, о стиле партийного руководства, о социалистическом отношении к труду, показывая, как от личных качеств руководителей часто зависит решение практических вопросов хозяйственного строительства. Немалое место занимают в романе проблемы любви и дружбы.
Иван Шамякин — один из наиболее читаемых белорусских писателей, и не только в республике, но и далеко за ее пределами. Каждое издание его произведений, молниеносно исчезающее из книжных магазинов, — практическое подтверждение этой, уже установившейся популярности. Шамякин привлекает аудиторию самого разного возраста, мироощущения, вкуса. Видимо, что-то есть в его творчестве, близкое и необходимое не отдельным личностям, или определенным общественным слоям: рабочим, интеллигенции и т. д., а человеческому множеству.
«Торговка и поэт… Противоположные миры. Если бы не война, разрушившая границы между устойчивыми уровнями жизни, смешавшая все ее сферы, скорее всего, они, Ольга и Саша, никогда бы не встретились под одной крышей. Но в нарушении привычного течения жизни — логика войны.Повесть исследует еще не тронутые литературой жизненные слои. Заслуга И. Шамякина прежде всего в том, что на этот раз он выбрал в главные герои произведения о войне не просто обыкновенного, рядового человека, как делал раньше, а женщину из самых низших и духовно отсталых слоев населения…»(В.
В романе «Криницы» действие происходит в одном из районов Полесья после сентябрьского Пленума ЦК КПСС. Автор повествует о том, как живут и трудятся передовые люди колхозной деревни, как они участвуют в перестройке сельского хозяйства на основе исторических решений партии.
… Видывал Антонюк организованные охоты, в которых загодя расписывался каждый выстрел — где, когда, с какого расстояния — и зверя чуть ли не привязывали. Потому подумал, что многие из тех охот, в организации которых и он иной раз участвовал, были, мягко говоря, бездарны по сравнению с этой. Там все было белыми нитками шито, и сами организаторы потом рассказывали об этом анекдоты. Об этой же охоте анекдотов, пожалуй, не расскажешь…
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.
Советские люди, герои „Ревущих сороковых", побеждают суровые условия плавания и овладевают искусством охоты на китов. Более того, китобойный промысел сближает их, закаляет волю.
ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ АРДАМАТСКИЙ родился в 1911 году на Смоленщине в г. Духовщине в учительской семье. В юные годы активно работал в комсомоле, с 1929 начал сотрудничать на радио. Во время Великой Отечественной войны Василий Ардаматский — военный корреспондент Московского радио в блокадном Ленинграде. О мужестве защитников города-героя он написал книгу рассказов «Умение видеть ночью» (1943).Василий Ардаматский — автор произведений о героизме советских разведчиков, в том числе документальных романов «Сатурн» почти не виден» (1963), «Грант» вызывает Москву» (1965), «Возмездие» (1968), «Две дороги» (1973), «Последний год» (1983), а также повестей «Я 11–17» (1958), «Ответная операция» (1959), «Он сделал все, что мог» (1960), «Безумство храбрых» (1962), «Ленинградская зима» (1970), «Первая командировка» (1982) и других.Широко известны телевизионные фильмы «Совесть», «Опровержение», «Взятка», «Синдикат-2», сценарии которых написаны Василием Ардаматским.
Из предисловия:…В центре произведения отряд капитана Трофимова. Вырвавшись осенью 1941 года с группой бойцов из окружения, Трофимов вместе с секретарем райкома Глушовым создает крупное партизанское соединение. Общая опасность, ненависть к врагу собрали в глухом лесу людей сугубо штатских — и учителя Владимира Скворцова, чудом ушедшего от расстрела, и крестьянку Павлу Лопухову, потерявшую в сожженной фашистами деревне трехлетнего сына Васятку, и дочь Глушова Веру, воспитанную без матери, девушку своенравную и романтичную…
Мыслями о зажиточной, культурной жизни колхозников, о путях, которыми достигается счастье человека, проникнут весь роман С. Бабаевского. В борьбе за осуществление проекта раскрываются характеры и выясняются различные точки зрения на человеческое счастье в условиях нашего общества. В этом — основной конфликт романа.Так, старший сын Ивана Лукича Григорий и бригадир Лысаков находят счастье в обогащении и индивидуальном строительстве. Вот почему Иван-младший выступает против отца, брата и тех колхозников, которые заражены собственническими интересами.