Сэр Орфео - [4]

И вот, Орфео в том застолье,

Король, неузнанный дотоле,

Был узнан наконец, и сам

Дворецкий пал к его стопам,

Стол в спешке опрокинув; то же

Творили лорды и вельможи,

И все кричали, как один:

«О наш король, наш господин!»

Все рады — жив король и здрав,

И на руки его подъяв,

Несут в покои, омывают,

Стригут, как должно, одевают

По — королевски. А потом

И королеву всем гуртом

Внесли во град. Там менестрели

О Боже, как прекрасно пели,

И радостных немало слез

Те пролили, кто леди нес.

Был вновь Орфео возведен

На трон, и долго правил он

С Эуридицею вдвоем.

Дворецкий занял трон по нем.

Узнав об этом дивном деле,

В Бретани скоро менестрели

Сложили лэ зело чудесно

И нарекли весьма уместно:

«Орфео» — лэ, в котором сладки

Слова и звук, и все в порядке.

Так сэр Орфео сбыл напасти.

Дай Бог и нам счастливой части!

Комментарий к Сэру Орфео

(Н. Резникова)

Задолго до интересующего нас времени, а именно во второй половине IX века, король Альфред, великий реформатор и просветитель, первый кораблестроитель, еще не подозревавший о грядущей морской славе Англии, и первый переводчик среди монархов, которым по сей день гордятся британцы, занялся переводом Боэция. Среди прочих поучительных вещей в «Утешении философией» была и такая история:

«Давным-давно случилось так, что во Фракии, что была во владеньях Крекаса, жил арфист. И был он неслыханно искусен, и была у него жена по имени Евридика, ровни которой не видел свет. И вот говорили люди, что играл он на арфе так, что леса кружились в танце, и дрожь пробирала скалы от сладких звуков, и дикие звери замирали, словно ручные, так что охотники со сворой могли подойти к ним, не вспугнув. Жена арфиста умерла, как повествует молва, и душа ее спустилась в ад. Арфист погрузился в такую печаль, что не мог более жить среди людей, но удалился в леса и дни и ночи сидел на холмах, заливаясь слезами, играя на арфе… И когда понял арфист, что ничто на земле не будет в радость, решил он предстать перед богами ада, и покорить их звуками арфы, и умолить их вернуть ему супругу»[1].

Так миф об Орфее и Эвридике навсегда поселился в английской литературе. Так, очевидно, и представлял его себе неизвестный автор поэмы о Сэре Орфео.

Текст поэмы сохранился в трех списках, наиболее ранний из которых Auchinleck MS, кажется и самым вразумительным (это рукопись, очевидно, записанная в Лондоне и датируемая приблизительно 1330 г., ныне хранится в библиотеке Эдинбурга). Исключение составляет лишь начало истории, которое совершенно отсутствует, и поэма начинается словами «Был сэр Орфео королем». (В переводе начало восстановлено по другому источнику — Harley MS 3810).

Как это бывает с большинством средневековых текстов, трудно сказать кем, когда и где была создана эта поэма. Приблизительно ее можно датировать второй половиной XIII — началом XIV века. Не исключено также, что это был перевод с французского. Такое предположение основывается на сюжетных неточностях поэмы. Складывается впечатление, что автор не был знаком с античным мифом и пересказывал эту историю что называется из вторых рук, в свою очередь переиначивая ее и прилаживая к английской действительности.

Если говорить о жанре, эта средневековая сказка отвечает основным канонам рыцарского романа: скитания и несчастья одинокого героя в поисках своей возлюбленной и королевы, которые, в отличие от мифа, имеют, как и положено, счастливый конец. Метрическая форма также соответствует требованиям классического английского рыцарского романа: четырехстопный дольник, плавно переходящий в ямб, с незатейливой парной рифмовкой. Это не было высокой литературой, к которой, бесспорно, можно отнестиЖемчужину или Гавейна и Зеленого Рыцаря, но к ней и нельзя предъявлять таких требований. Это были сочинения совершенно иного рода, более близкого к фольклору, простодушные, но вместе с тем не лишенные очарования. Возможно, это был первый средневековый опыт «бульварного чтива».

В то же время в Орфео столь слепо копируется привычная форма, широко используются «общие места» и штампы, что невольно приходит на память рассказ о сэре Топасе, и это сходство со знаменитой издевкой Чосера заставляет задаться вопросом: уж не пародия ли перед нами? Но нет. Для пародии это слишком серьезный тон. Он выдержан от начала до конца поэмы, в ней не отыскать иронии, ни единого намека на двусмысленность или подтекст, все чинно и чопорно. При этом примечательна некоторая неоднородность текста. Описание злоключений короля как-то неожиданно сворачивается, и финал поэмы выполнен уже в совершенно ином стилистическом ключе, более близком стиху Чосера. Возникает ощущение, что поэма изначально не была окончена, и кто-то другой дописывал возвращение королевской четы в город. Возможно, какой-то переписчик соединил в одной рукописи отрывки из разных известных ему вариантов поэмы, взяв, как ему казалось, наиболее удачные места и составив цельный текст. Можно пойти еще дальше и предположить, что имело место своеобразное поэтическое состязание или пари, когда один задавал сюжет и начинал повествование, а другой подхватывал его на определенном месте и доводил до конца. Но все это, честно предупредим читателя, — наши собственные домыслы. Подобного рода предположений всегда бывает в избытке, когда речь заходит о средневековом тексте, автор которого к тому же неизвестен. Нашей целью было отобрать для читателя несколько возможных толкований данной поэмы. Итак, это могла быть проба пера какого-нибудь начинающего поэта в рамках сложившейся традиции, пародия, возникшая на излете популярности жанра или вовсе безделица, сочиненная на спор в какой-нибудь веселой компании. Каждый волен выбирать по собственному разумению.