Сень горькой звезды. Часть вторая - [21]
«Романтик пацан, – отметил сквозь полудрему Жорка. – Стихи читает, а моря наверняка никогда не видал». И ладно, что не видал: что в нем хорошего. Смолоду все им бредят: штормы, шквалы, дальние страны, красивая форма, романтика. А на деле – тяжкий труд и разбитые семьи. «Азовского моря корыто» – хорошо сказано. Пришлось Жорке похлебать из этого корыта и в Николаевской мореходке, и после. Гордился, что по отцовским стопам идет. У разбитого корыта и оказался. Жорка вздохнул.
Андрей покосился на капитана: спит – и продолжал:
«Интересно, пробовал ли первача мой рулевой? – в дремоте раздумывал Жорка – Пока вряд ли. А вот попадет на флот – и затянут: ''Моряк из увольнения на берег должен падать носом к трапу... Кузька с Узькой, сходней узкою, напевая брели к кораблю... В три пальца, по-боцмански, ветер свистит, и тучи сколочены плотно, и ерзает руль...» Что это со мной? – встрепенулся Жорка. – Бред? Горячка?» Нет, парень читает:
Навзрыд и не в лад. Вся жизнь не в лад. Да и была ли она у него, жизнь настоящая? Разобраться, так никогда и не было. Детство – как далекий сон, а во сне человек не живет, только сохраняется. А потом карусель из вагонов, детдомов, пьяных общежитий, душных кубриков. Пожалуй, один раз и сверкнула ему жизненная удача, когда после тягостной маеты по частным квартирам досталась им с Наташей комната в общаге пароходства, появился свой теплый угол. С того момента и опостылела Жорке морская холостяцкая романтика: к семье потянуло неудержимо. Разве жизнь это, когда жены по три месяца не видишь? Не успеешь из рейса вернуться, согреться, оглядеться, а снова пора в рейс. Приятели насоветовали: чтобы семью сохранить – спишись на берег. Посоветовать легко – сделать трудно, особенно если береговой профессии никогда не имел и как на берегу живут, толком не знаешь. Все-таки бумаги на рапорта не пожалел и порогов начальственных пооббивал немало – не пересказать сколько. И своего добился: перевели из морских рейсов на портовый буксир. А это уже совсем другая благодать: вахту отстоял – и домой. Не каждому флотскому так удается. Но прежде надо в последний рейс сходить – в Египет...
Андрей приглядел, видимо, специально припасенную чистую ветошку и, высунув руку через клапан в брезенте, протер стекло: дворник не справлялся. Глянул на приборы: все в порядке – вода под 85, давление – 4, топлива – до Колпашева хватит, не то что до Варгаса. Капитан спал, убаюкало болтанкой. Андрея и самого с непривычки поташнивало, но он храбрился и подбадривал себя, орал своего любимого Багрицкого:
«Мели нам еще недоставало в такую поветерь», – вздрогнул от неприятной мысли Жорка. Да, впрочем, на Неге где ее найдешь, эту отмель – глубина неимоверная. Это его самого, бывшего старшего штурмана Георгия Брянцева, крепко на мель посадило – никак не сняться.
Из того памятного последнего рейса с донским зерном Жоркин сухогруз задержался на средиземноморском фрахте, и на берег Брянцев списался в Одессе. С приказом о переводе в Николаевский порт в кармане Жорка ступил на перрон Николаева и сразу же угодил в лапы бывших однокашников по мореходке. Приятели провожали на Иртыш, в Омск, общего знакомого, были веселы, под хмельком и не прочь добавить. Брянцев им подвернулся как раз кстати, его обмяли, затискали, захвалили и затащили в ресторан, где под речи о флотской дружбе накачали вином «до горлышка», захмелевшего коллективно втиснули в такси и наказали водителю доставить по адресу. В замочную скважину ключом Жорка попал с трудом и озлился, что дверь, вопреки обычному, заперта. С досады, что никак не может войти в столь вожделенный после разлуки дом, Жорка даже пнул по двери и навалился плечом: «Отворяйте!» За дверью зашевелились, щелкнул замок и в открывшемся проеме Жорку встретил здоровенный усач в трусах. Лишь на секунду Брянцев опешил, но, заглянув через волосатое плечо мужика, увидел свой любимый диван со смятой постелью. Пронзила страшная догадка: так вот почему не открывали!
Еще с детдома отработанным ударом левой под дых, а правой в челюсть опрокинул Жорка волосатого, прямо по нему протопал в комнату: где изменница? Где ты, паскуда судьбы моряцкой, предстань перед мужем в последний раз! Не оказалось никого в тесной комнате. А уж волосатый резво навалился сзади... Ловок оказался руки крутить – не дал опомниться Жорке, ткнул его лицом в подушку, едва не придушив, и руки полотенцем стянул. У самого рожа от натуги красная: «Не трепыхайся, гражданин, разберемся». И кляп Брянцеву в рот, чтоб не ругался матерно. А сам не спеша из Жоркиного старого шкафа мундир милицейский достал и не торопясь облачился. На серебряном погоне две звездочки. «Такой пожилой – а уже лейтенант», – съязвил про себя Брянцев, а еще догадался – влип. Представителя народной власти ударил, да еще и офицера – такое не прощают. Сейчас набегут, навалятся, утащат и исколотят в подвале вытрезвителя до кровохаркания. И слеза навернулась на пьяные Жоркины очи: не миновать тюряги, пропала загубленная из-за Наташки жизнь, которая, по существу, еще толком и не начиналась. А представитель органов поставил на столик зеркало, со вкусом и не спеша выбрился, плеснул в лицо «Шипром» и, натянув сапоги, вынул у Жорки кляп: «Ты тут поспи немного, протрезвись, а я за тобой подъеду через часик, тогда и разберемся...»
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.