Семья Наполеона - [49]

Следующим поклонником Каролины, оказавшимся в ее постели, стал высокий вестфальский дворянин тридцати с небольшим лет, с кудрявыми светлыми волосами, соколиными чертами и на редкость веселыми манерами. Он тотчас бросался в глаза, как только появлялся на приемах в своей неизменной красной форме мальтийского рыцаря. Это был австрийский посланник граф Клемент фон Меттерних-Виннебург. Великой герцогине еще ни разу не доводилось иметь любовника, столь искушенного в науке, философии, музыке, особенно в итальянском бельканто. К тому же он прекрасно танцевал. Его непринужденные манеры были приятной противоположностью напыщенности и неуклюжему ухаживанию Иоахима и Жюно. А главное, Меттерних оказался опытным в сердечных делах. Каролина не замедлила по уши влюбиться в него. Со своей стороны Меттерних прекрасно сознавал ценность сестры Наполеона как любовницы, хотя, по всей видимости, также увлекся ею и даже носил браслет, сплетенный из ее волос. Она же делала вид, что снабжает его информацией, хотя вряд ли эти сведения имели какую-либо ценность. Позднее Меттерних пытался спасти Каролину от последствий крушения ее брата. Несомненное расположение Меттерниха к этой женщине кажется тем более странным, что в его глазах Французская революция представлялась «чудовищной социальной катастрофой», и в душе он презирал новое французское общество и его лидеров, для которых не было более опасного врага, нежели этот холеный, одаренный и прагматичный поклонник «старого режима». Мюрат проникся испепеляющей ревностью к этому посланнику-аристократу, от чего у них с Каролиной не раз вспыхивали ожесточенные ссоры, из которых она неизменно выходила победительницей. Ведь оба супруга прекрасно сознавали, что без Каролины Иоахим не более чем умелый кавалерийский генерал.

Гортензия, у которой с Великой герцогиней сложились странные отношения любви-ненависти, рассказывает в своих мемуарах, что только Каролина обладала даром «заманивать и очаровывать, причем столь искусно, что это наводило на мысль об обольстительности восточной наложницы; разумеется, временами наружу показывались и коготки. Смелая, решительная, восторженная, полная очарования, заставлявшая людей превращаться в ее рабов, но при этом не способная скрыть своей жажды повелевать всем и вся и ее зависти по поводу успехов других». Талейран замечает, что «Великая герцогиня обладала рассудком Кромвеля в теле хорошенькой женщины. Родившись с волевым характером, изящная, очаровательная, невыразимо привлекательная, она была лишена одного дара — уметь скрыть свою алчность к власти».

И хотя Меттерних питал сердечную привязанность к Каролине, это не помешало ему соблазнить легкомысленную мадам Жюно за время своего пребывания в Париже в качестве посланника. Лаура описывает его в эти дни как «истинного джентльмена исключительной элегантности». Их роман тянулся более двух лет, пока Великая герцогиня не положила ему конец присущим только ей способом, после того как он вернулся в Вену. В маске она подошла к Жюно на одном из балов и сказала, что он найдет в будуаре супруги шкатулку с любовными письмами от Меттерниха к Лауре. Ей удалось обнаружить местонахождение этой улики, подкупив горничную мадам Жюно. Генерал, чей вспыльчивый нрав был притчей во языцех, ринулся домой и обнаружил письма. Затем он обрушился на Лауру, едва не задушив ее. Нанеся ей несколько колотых ран золотыми ножницами, Жюно бросил (по ее словам) «свою супругу всю в крови, полумертвую и изрезанную на части его собственной рукой». Он хотел вызвать Меттерниха на дуэль, но помирился с Лаурой. К тому времени как Лаура описала эту отвратительную историю, она уже пристрастилась к опиуму, но это звучит вполне правдоподобно и приоткрывает нам мстительную сторону натуры Каролины.

Тем временем в Париже, одна против всех, Жозефина продолжала получать тяжелые душевные раны. Долгие годы она утверждала, что император не способен зачать ребенка, и даже пустила шутку. «Bon-a-parte est bon-a-rien» — Бонапарт-де ни на что не годен, и порой бросала, что в постели ее супруг способен производить только «мочу». Но в конце декабря 1806 года Элеонора Денюэль родила сына, и отцом этого ребенка, вне всяких сомнений, был Наполеон. Каролина Мюрат тотчас оповестила его, находившегося тогда в Польше, о радостном событии и, по-видимому, чтобы придать этому факту убедительность, взяла ребенка к себе, где того обхаживали ее собственные кормилицы и няни. Элеонора растворилась в неизвестности. По всей видимости, ее выдали замуж за какого-нибудь младшего офицера. А ее сын — теперь его именовали граф Леон — оказался на попечении у восторженного родителя.

Император позже стал отцом еще нескольких внебрачных детей. Когда в декабре 1806 года он вошел в Варшаву, то устроил свой штаб на Вавеле[15], в бывшем королевском дворце. Здесь во время бала, который он устроил для польской знати, его острый глаз упал на юную даму в простом белом платье, которая, в отличие от всех присутствующих на балу женщин, не имела на себе драгоценностей. Это была графиня Валевская. В ту пору ей было восемнадцать: «очаровательная худощавая блондинка со вздернутым носиком и хрипловатым голосом». Она отвергла ухаживания Наполеона, отказывалась отвечать на его записки. Супруг ее был на пятьдесят пять лет старше ее, а сама она была фанатичной патриоткой. Спустя неделю настойчивых уговоров со стороны других патриотов, возглавляемых протеже императора, князем Понятовским, ведущей фигурой в национальном возрождении Польши, и племянником последнего польского короля, она оставила свои религиозные сомнения и стала любовницей Наполеона. После Эйлау он посетил ее в просторном замке Финкенштейн в Восточной Пруссии, куда он перевел свою ставку, и предоставил Марии комнату рядом со своим кабинетом. Там они вместе провели десять недель, после чего император со своей армией ушел сражаться с русскими у Фридланда. В конце 1807 года она последовала за ним в Париж, где он подыскал для нее дом на Рю де Виктуар, по соседству с особняком, где он когда-то жил с Жозефиной.