Семья Наполеона - [48]

Жером оказался для Касселя сущим бедствием. Создавая Вестфальское королевство, император представлял его как «ecole normale» (педагогическое училище) для других немецких государств, в надежде, что его французская уравновешенность между старым и новым вдохновит их. Действительно, прибытие короля было встречено его подданными с искренним воодушевлением.

Однако новый режим проявил себя полной противоположностью всеобщим ожиданиям и вскоре стал крайне непопулярен, хотя вестфальцы по-прежнему питали теплые чувства к Екатерине. Наполеон сказал брату; «Я хочу, чтобы твои подданные вкусили свободу, равенство и процветание в масштабах, доселе неведомых немцам». Два главных министра Жерома, оба француза, делали все, что могли: ввели более либеральные таможенные пошлины, предоставили права евреям, даже сделали прививки тем, у кого хватило смелости на них решиться. Однако вскоре вестфальцы застонали под бременем непосильных налогов и обложений на содержание расквартированных у них французских войск. Казна была хронически пуста и не в состоянии отвечать непосильным требованиям раздутого военного бюджета. Король же открыто пускал на ветер первую попавшую к нему копейку: его дворцы гудели от бессчетной челяди в алых с золотом ливреях, в королевских конюшнях разместились 200 лошадей и около ста карет. Даже придворные, которых он щедро осыпал бриллиантами, жаловались на непомерную стоимость платья и костюмов, которые требовались им для бесконечной череды маскарадов. Сам король был наидорогим щеголем в Европе. Громадные суммы тратились на содержание оперы и театра, где частенько выступал сам Жером. В балетной сцене в «Свадьбе Фигаро» он под звук кастаньет танцевал главную партию. Его партнершей была мадам де Бушпорн, и они вдвоем осыпали публику цветами. Ставилась также опера-буфф «Комическое кораблекрушение», в одной из сцен которой актеры и актрисы выступали голышом. Правда, монарх не принимал в ней участия. Согласно его заверениям, подобная экстравагантность служила целью развития искусства. Говорят, что в 1808 году Жером пригласил в Кассель самого Бетховена, но тот отклонил предложение. Об истинных масштабах его художественных интересов красноречиво свидетельствует тот факт, что придворный библиотекарь Наполеонхоэ, Якоб Гримм — тот, что позже прославился своими сказками, за все время пребывания Жерома на троне лишь однажды по требованию последнего доставил ему книгу (между прочим, жизнеописание мадам дю Барри). Справедливости ради следует упомянуть, что из-под монаршего пера также вышло одно сочинение (пожалуй, единственный положительный результат его царствования), озаглавленное «Этикет королевского двора Вестфалии». Подлинным же его интересом оставались женщины, с которыми он делил ложе, такие как генуэзка Бланш Каррега или француженка Женни ла Флеш, чей супруг был возведен в бароны Кудельштейн. Они получали от него тепленькие места при дворе и вымогали огромные суммы наличными. Из Парижа от брата приходили мрачные письма, в которых говорилось: «Продай мебель, продай лошадей, продай бриллианты». Но бесполезно!

И все-таки Наполеон прощал Жерому его прегрешения, которые он наверняка бы счел непростительными, если бы не семейные узы. В конце одного из писем, полного гневных упреков, он добавляет: «Мой милый мальчик, я люблю тебя всей душой, но ты еще очень, очень молод. «Как ни странно, нахальство Жерома не казалось Наполеону уж столь чудовищным. Этот юноша воплотил в себе все честолюбие и тщеславие клана и, подобно Жозефу и Луи, хотел доказать, что он не марионетка, и, одержимый манией величия, искренне полагал, что любим «народом». Однако он был слишком занят увеселениями, этот «lustige Konig» — «веселый король», как прозвали его вестфальцы, причем с изрядной долей язвительности, чтобы еще тратить время, беспокоясь о какой-то там политической независимости. В результате французские войска и официальные лица имели возможность без всякой загвоздки исполнять все приказы, поступающие из Парижа. Жером лениво, сквозь пальцы, смотрел на то, что отряды вербовщиков забирают довольно большую часть мужского населения его королевства в солдаты императорской армии.

Так как Наполеон чаще всего бывал в Париже, неудивительно, что родственники навещали его именно там. Мюраты наезжали туда при первой же возможности, для того чтобы предаваться, более или менее гласно, любовным романам. Лаура д’Абрантес сообщает, что «Иоахим взял в привычку галантное обхождение, что на самом деле было не чем иным, как тривиальным ухаживанием, которое, может, и осталось бы незамеченным, если бы не его смехотворный, к несчастью, акцент, его кудри, которые развивались под дождем, его полонезы и его гардероб странствующего комедианта. Тем не менее большое количество женщин по простоте душевной попались ему на крючок». У Мюрата был слишком зоркий глаз и острый нюх, и поэтому ни одно из этих увлечений не переросло в серьезную связь, способную стать причиной отчуждения между ним и его бесценной супругой.

Несмотря на то, что в 1805 году она ожидала своего четвертого младенца, несмотря на строгий этикет царивший в ее Елисейском дворце, Каролина предавалась развлечениям столь же самозабвенно, как и ее супруг. Если верить Гортензии, какое-то время любовником Великой герцогини был адъютант ее супруга, граф де Флаго, хотя обычно она заводила романы с людьми влиятельными, властными и буйного нрава. У нее был страстный роман с супругом Лауры генералом Жюно зимой 1806–1807 годов. Тщеславный, нахальный и дерзкий, он снискал себе славу любимца женщин, и пока его супруга была в положении, беспрестанно сопровождал Каролину в Оперу, где они сидели в одной ложе, и посещал с ней бал за балом. (Будучи губернатором Парижа, Жюно оказался бы весьма полезным знакомым в случае кончины Наполеона). Вернувшись после сражений с русскими, император упрекнул Жюно, что у того был роман «с этой глупышкой мадам Мюрат», и своим вмешательством не допустил дуэль, на которую Жюно вызвал Иоахима. Этот роман стал причиной многих страданий и обид, но в конце концов Великая герцогиня остыла и успокоилась. Жюно назвал ее Мессалиной и предупредил жену, чтобы та держала с ней ухо востро.