Семья Наполеона - [33]

Словно в пику брату, Люсьен заключил еще один «неудобный» брак. Наполеон предложил ему отправиться во Флоренцию в качестве посланника, имея в виду возможное заключение брака с овдовевшей королевой Этрурии (недавно созданного государства, включавшего Тоскану и Парму). Наполеон предлагал Люсьену трон, невзирая на то, что сия дама славилась своим уродством. К удивлению и раздражению Первого консула, Люсьен отклонил это предложение. Тем не менее он получил сенаторство в Трире с годовым жалованьем в 25 тысяч франков и замок Поппельсдорф на Мозеле, в котором имелся собственный театр и неплохая картинная галерея. Люсьен набрал себе команду знатоков искусства, которые вскоре заполнили его галерею фламандской живописью. Однако он отказался от поста сенаторского казначея, чтобы тем самым не лишиться «права на консульское наследование». Жозеф по тем же причинам отказался от поста канцлера. Вот почему Наполеон был еще более удивлен, когда 26 октября 1803 года узнал, что Люсьен не только сочетался гражданским браком с мадам Александриной Жубертон, но и усыновил их общего пятимесячного младенца. Дочь сборщика налогов из Нормандии, невеста к тому же была вдовой разорившегося спекулянта, сбежавшего в Сан-Доминго, чья смерть еще не получила официального подтверждения. Так что, не исключено, здесь имело место двоемужество. Рыжеволосая и голубоглазая Александрина наверняка была весьма привлекательной особой. Вот что написала о ней Элиза своему другу Луи де Фонтану; «Эта женщина совершенно очаровательна; она не только прекрасна, но и весела; и не только весела, но и алчна». Поселив ее в доме, где он мог быстро навещать ее из Отель де Бриенн, по секретному ходу и выпроводив за дверь авантюристку Ле Плесси Шаман, Люсьен женился на Александрине по религиозному обряду на следующий день после рождения первенца. Брак с вдовой Жубертон вряд ли походил на династический союз, однако Люсьен прекрасно понимал, что он также является потенциальным наследником Первого консула. Жозефу удалось уговорить Александрину временно воздержаться от употребления имени Бонапарт. Наполеон метал громы и молнии. Он попросил вмешаться мать, но, если верить тайным дневникам Люсьена, Летиция заняла сторону младшего сына, сказав: «Он не в большей степени обязан выспрашивать твоего соизволения на женитьбу, нежели ты имеешь право приказывать, на ком ему жениться». Между двумя братьями вспыхнула ожесточенная словесная перепалка, во время которой, как рассказывает барон Шапталь, Первый консул упрекнул Люсьена, что тот женился на вдове, на что последний отпарировал следующими словами: «А сам ты на ком женат? По крайней мере, моя не старуха, и от нее не воняет». В декабре Люсьен с супругой отправились из Парижа в путешествие по Швейцарии и Италии. Вот что он сказал Жозефу: «Ни в коем случае не пытайся примирить меня с Первым консулом в мое отсутствие. Я уезжаю с сердцем, переполненным ненавистью».

Вскоре после этого Летиция также покинула Париж. Между ней и Наполеоном возникла некая отчужденность. Во время дрязг с Люсьеном по поводу его женитьбы мать весьма кстати напомнила Первому консулу, что тот не стал спрашивать ее согласия, когда сам вздумал жениться. Теперь Летиция ненавидела Жозефину пуще прежнего. Последняя, чего от нее почти никто не ожидал, не только весьма ловко отвоевала назад утерянные позиции, пока ее супруг находился в длительной отлучке в Египте, но и стала совершенно незаменима в качестве хозяйки Тюильри. Она ответила на нескрываемую враждебность Бонапартов тем, что возобновила старый союз с Фуше, которого поддерживала, как только могла. Бонапарты же взваливали на нее всю вину за отставку Люсьена, и их мать была несказанно рада покинуть навязанное ей общество «этой вдовы».

В марте 1804 года кардинал Феш написал Первому консулу, как Летицию принимали в Риме; «Вчера я представил ее на Квиринале папе, вместе с дочерью (Полиной) и мадам Клари (тещей Жозефа). Дамы прибыли в придворных платьях, и им был оказан подобающий прием. В сопровождении швейцарской гвардии они прошли в первую приемную залу, где их уже ждал камергер, а благородная гвардия отдала им честь. Римская знать наносит ей беспрестанные визиты. Декан священной коллегии попросил всех кардиналов засвидетельствовать ей свое почтение в течение двадцати четырех часов». Для Летиции, должно быть, было величайшим облегчением снова говорить по-итальянски со всеми присутствующими. Ее разговорная французская речь была никуда не годна, а писать на языке подданных сына она не могла ни строчки.

Некоторое время она жила в доме, известном сейчас как палаццо Торлонна, неподалеку от Испанской лестницы. Дом этот приобрел для себя Люсьен, который еще не добрался до места. Когда же он прибыл в Рим, Летиция с Фешем перебрались в палаццо Фальконьери на Виа Джулиа.

Феш был прав, когда говорил племяннику: «Я искренне верю, что Рим — самое подходящее для нее место». Действительно, Летиция никогда не переставала любить «вечный» город.

Совершенно неожиданно на семейство обрушилась еще одна брачная катастрофа. Жерому до смерти наскучила матросская жизнь в Карибском море. Его страсть к удовольствиям стала притчей во языцех в Соединенных Штатах, и в июле 1803-го он сошел на берег в Норфолке в Виргинии. Оттуда он направился в Вашингтон, где был принят президентом Джефферсоном, а затем в Балтимор. Там он повстречал некую мисс Бетси Патерсон, девятнадцатилетнюю дочь балтиморского судовладельца и банкира. Ее отец был родом из Ирландии, однако представлял собой полную противоположность ирландцам-католикам, столь близким по духу французам. Уильям Патерсон принадлежал к ольстерской протестантской церкви, имел шотландское имя и предков. Будучи сыном донегальского смолгольдера, в 1766 году он приплыл в Америку, где в возрасте всего четырнадцати лет пошел в корабельную службу и сумел сколотить себе капитал, поставляя во время войны за независимость оружие для армии Вашингтона. Затем он женился на Доркас Спир, невестке влиятельного сенатора Сэмюэля Смита, и таким образом получил славу второго по богатству человека в Америке. (Президент Томас Джефферсон описывает его как «человека великого достоинства и уважения», а его семью как «занимающую место в числе первых в Америке»). Бетси была на три месяца старше Жерома и, если судить по портретам и воспоминаниям современников, на редкость красива: прелестная фигура с осиной талией, свежий и нежный цвет лица и чудесные карие глаза. В чем-то она имела сходство с Полиной Бонапарт. Живая, веселая девушка, она по праву заслужила данное ей прозвище — «первая красавица Балтимора». Она неплохо говорила по-французски, в то время как Жером не знал по-английски ни слова. Но Бетси была не просто красавицей-южанкой. Даже ссорясь с отцом, она тем не менее оставалась его дочерью, унаследовав все его честолюбие, напористость, деловую хватку и любовь к увеличению капитала; ведь долгие часы она проводила не где-нибудь, а в его конторе. В эту пору ей вполне еще могло не доставать опыта, но она была далеко не простушкой, и ее любимой книгой были «Максимы» Ларошфуко — весьма наблюдательные замечания о роде человеческом. Она до такой степени ненавидела Балтимор, что даже всерьез подумывала о самоубийстве, и позднее признавалась, что вышла бы замуж даже за дьявола, лишь бы сбежать оттуда. В Жероме она увидела не только шанс к бегству — наверняка его пустота не ускользнула от ее взгляда с самого начала. Брак с ним означал для нее брак с братом самого могущественного человека в мире, то есть прибыльное приобретение на будущее. К тому же, если учесть ее природный ум и другие качества, она вполне могла бы стать ценным приобретением для Бонапартов, а кроме того, связующим звеном между ними и Новым Светом.