Семья Мускат - [44]
Он почесал в затылке. Какой смысл изводить себя подобными мыслями? Сердце ныло, в горле стоял ком. Ни один грех не останется безнаказанным, размышлял он.
Вошла Ида, обдав его ароматом духов и кремов. По лихорадочному блеску в глазах он сразу понял, что она выпила что-то крепкое; последнее время у нее появилась привычка приходить к нему выпившей. Она захлопнула дверь и тоненьким, неестественным голоском провозгласила:
— Ты еще не лег или уже спишь, мой повелитель?
— Послушай, Ида, если хочешь, мы можем на этом поставить точку. Прямо сейчас.
— Что тебя тревожит? Великий визирь чем-то недоволен?
— Я еще никогда никому себя не навязывал. И не буду.
— О чем ты? Разве кто-то сказал, что ты себя навязываешь?
— Терпеть не могу эти фокусы, это притворство. Я ухожу.
Он приподнялся. Кушетка под ним жалобно скрипнула.
— Ты что, спятил? Куда ты несешься? Зося подумает, что мы с тобой лишились рассудка.
— Пусть думает что угодно. Всему есть предел.
— Абрам, что с тобой происходит? Это из-за того, что я собираюсь в Париж? Я же еще никуда не еду. Ты ведь знаешь, мне здесь плохо. Я малюю и малюю невесть что и сама не понимаю, на каком я свете. Зачем я пишу картины? Кому они нужны? Мне никогда еще не было так одиноко, как на этой проклятой Праге.
— Я тебя сюда не ссылал. Это не Сибирь, да и я не царь.
— Именно что царь! Сижу и жду тебя каждый вечер, а тебя невесть где черти носят. Не ты ли обещал мне, что разведешься с Хамой и мы поженимся? Из-за тебя я бросила богатого мужа.
— Сколько можно повторять одно и то же! У этой истории вот такая борода!
— Что со мной будет? С годами я не становлюсь моложе и здоровее. Мне так плохо, что приходится пить, чтобы успокоить нервы.
— Еще не хватало, чтобы ты стала пьяницей!
— Перестань кричать. Она слышит каждое слово. Я не в состоянии писать — в этом все дело. У меня нет таланта — рисовать я не умею. Сегодня мне вернули все картины, которые я отправила в галерею. Зося их забрала. Надо мной все смеются.
— Если смеются здесь — что же будет в Париже?
— Пускай смеются. Это ты всюду ходил и говорил, что я — гениальная художница. Чтобы я ушла от мужа.
— Заткнись!
— Ну же, ударь меня! Нет, это не жизнь!
И она с рыданиями бросилась на кровать. В соседней комнате Зося сделала шаг — и замерла на месте. Абрам подумал с минуту, а затем потушил свет. Очередная победа. Сколько таких побед он одержал за тридцать пять лет, что он волочится за женщинами? Он заранее знал, что будет дальше. Они помирятся в темноте, будут целоваться и расточать друг другу ласки, бормотать нежные слова. А потом — строить самые несбыточные планы и любить, самозабвенно любить друг друга. При всей своей усталости, при всех своих болезнях Абрам по-прежнему оставался любовником хоть куда.
На следующий день, в полдень, Абрам сел в трамвай и поехал домой. Было холодно и пасмурно, вот-вот мог начаться снегопад. Солнце, украдкой выглядывавшее из-за туч, было сегодня маленьким и белым, словно заиндевевшим. Под ногами хрустел замерзший снег. С крыш и балконов свисали сосульки. Прохожие скользили по обледеневшим тротуарам. Спотыкались и поскальзывались лошади. Абрам достал из нагрудного кармана зеркальце и взглянул на свое отражение. Лицо желтое, борода всклокочена, под глазами синева. «Я становлюсь похож на старого бродягу», — подумал он. Он с удовольствием бы постригся, постриг бороду и сделал массаж лица у своего цирюльника на Злотой, но задолжал ему три рубля с мелочью. Придется сегодня же заплатить по счетам и найти кого-то, кто дал бы ему снова в долг. Он поддался Зосиным уговорам и съел огромный завтрак — горячие булочки, жареные сосиски, омлет, черный кофе, — и теперь его мучила отрыжка. Ему хотелось поскорей оказаться дома, лечь в постель, отоспаться после бессонной ночи. Но он понимал: скандала с Хамой не миновать. Он знал наизусть все претензии, которые она ему выскажет, все жалобы, которые слетят с ее языка, грубые слова, которыми будет его обзывать, угрозы, которыми попытается запугать. Только об одном молил он Бога: чтобы не было дома дочерей. Он медленно поднялся по лестнице и позвонил в дверь. Перед ним стояла Хама, она была в черном стареньком платье, лицо у нее пожелтело, из родинки на подбородке торчали три волоска. В ее взгляде читалось скорее презрение, чем гнев.
— Господи помоги мне! — вскричала она. — Какой у тебя вид! Краше в гроб кладут!
— Дай мне пройти!
— А кто тебе не дает? Входи. Мне все равно. Я уже отсюда съехала. Вернулась захватить кое-что, только и всего.
Абрам прошел через гостиную в спальню. Дочерей дома не было. В доме царили тишина и беспорядок, какие бывают обычно летом, когда семья выезжает за город. Он скинул пальто и швырнул шляпу на стул. Повалился на кровать и закрыл глаза. «Пусть будет, как будет! Наплевать! Пусть все катится к чертовой матери!» — подумал он и задремал.
Абрам открыл глаза и взглянул на часы. Проспал он не больше десяти минут. Он встал и нетвердыми шагами отправился на поиски Хамы. Жены не было. На письменном столе в маленькой, служившей кабинетом комнатке стоял телефон. Абрам набрал номер Нюни. Подошла Шифра и справилась, кто звонит.
Роман нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991) «Поместье» печатался на идише в нью-йоркской газете «Форвертс» с 1953 по 1955 год. Действие романа происходит в Польше и охватывает несколько десятков лет второй половины XIX века. Польское восстание 1863 года жестоко подавлено, но страна переживает подъем, развивается промышленность, строятся новые заводы, прокладываются железные дороги. Обитатели еврейских местечек на распутье: кто-то пытается угнаться за стремительно меняющимся миром, другие стараются сохранить привычный жизненный уклад, остаться верными традициям и вере.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня звали лгуном, — вспоминал Исаак Башевис Зингер в одном интервью. — Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же».«Мешуга» — это своеобразное продолжение, возможно, самого знаменитого романа Башевиса Зингера «Шоша». Герой стал старше, но вопросы невинности, любви и раскаяния волнуют его, как и в юности. Ясный слог и глубокие метафизические корни этой прозы роднят Зингера с такими великими модернистами, как Борхес и Кафка.
Эти рассказы лауреата Нобелевской премии Исаака Башевиса Зингера уже дважды выходили в издательстве «Текст» и тут же исчезали с полок книжных магазинов. Герои Зингера — обычные люди, они страдают и молятся Богу, изучают Талмуд и занимаются любовью, грешат и ждут прихода Мессии.Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня называли лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же.Исаак Башевис ЗингерЗингер поднимает свою нацию до символа и в результате пишет не о евреях, а о человеке во взаимосвязи с Богом.«Вашингтон пост»Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии по литературе, родился в польском местечке, писал на идише и стал гордостью американской литературы XX века.В оформлении использован фрагмент картины М.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии, родился в Польше, в семье потомственных раввинов. В 1935 году эмигрировал в США. Все творчество Зингера вырастает из его собственного жизненного опыта, знакомого ему быта еврейских кварталов, еврейского фольклора. Его герои — это люди, пережившие Холокост, люди, которых судьба разбросала по миру, лишив дома, родных, вырвав из привычного окружения Они любят и ненавидят, грешат и молятся, философствуют и посмеиваются над собой. И никогда не теряют надежды.
Творчество Василия Георгиевича Федорова (1895–1959) — уникальное явление в русской эмигрантской литературе. Федорову удалось по-своему передать трагикомедию эмиграции, ее быта и бытия, при всем том, что он не юморист. Трагикомический эффект достигается тем, что очень смешно повествуется о предметах и событиях сугубо серьезных. Юмор — характерная особенность стиля писателя тонкого, умного, изящного.Судьба Федорова сложилась так, что его творчество как бы выпало из истории литературы. Пришла пора вернуть произведения талантливого русского писателя читателю.
В настоящем сборнике прозы Михая Бабича (1883—1941), классика венгерской литературы, поэта и прозаика, представлены повести и рассказы — увлекательное чтение для любителей сложной психологической прозы, поклонников фантастики и забавного юмора.
Слегка фантастический, немного утопический, авантюрно-приключенческий роман классика русской литературы Александра Вельтмана.
Чарлз Брокден Браун (1771-1810) – «отец» американского романа, первый серьезный прозаик Нового Света, журналист, критик, основавший журналы «Monthly Magazine», «Literary Magazine», «American Review», автор шести романов, лучшим из которых считается «Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы» («Edgar Huntly; or, Memoirs of a Sleepwalker», 1799). Детективный по сюжету, он построен как тонкий психологический этюд с нагнетанием ужаса посредством череды таинственных трагических событий, органично вплетенных в реалии современной автору Америки.
Британская колония, солдаты Ее Величества изнывают от жары и скуки. От скуки они рады и похоронам, и эпидемии холеры. Один со скуки издевается над товарищем, другой — сходит с ума.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.