Семилетняя война - [47]

Она сыпала вопросами, не дожидаясь ответа. Шатилов, пытаясь улыбнуться, сказал:

— Я был контужен, да и устал с дороги: мчу день и ночь эстафету о великой победе над Фридериком. Оттого и бледность.

С внезапной решимостью он перебил себя:

— Соберитесь с силами, дорогой друг мой: я привёз вам предсмертное благословение Евграфа Семёныча. Он погиб в той самой баталии, в которой мы одержали победу.

— Что? — тихо сказала, скорее выдохнула, Ольга. Она подошла вплотную к Шатилову. — Погиб?

— Ольга, — страдальчески произнёс Шатилов, — поверьте мне…

— Молчите! Молчите! Так вот почто сердце у меня всё щемило… Теперь не стало для меня света солнечного! — Она упала головой на стол, и слёзы полились из её глаз.

Шатилов с лицом, исказившимся от страдания, подошёл к ней и робко провёл рукою по её склонённой голове. Ольга зарыдала ещё отчаяннее. Шатилов беспомощно постоял подле неё и неверными шагами пошёл к двери.

— Ольга, будет! — с силой, почти строго сказала Катерина. — Это только бабы брешут, что слезами горе облегчишь. Растравишь только больше.

— Трудно мне, Катеринушка, — простонала Ольга, — больно мне… Господи! Хоть бы прибрал меня!

Катерина наклонилась и, обняв за плечи Ольгу, прижала её голову к своей груди…

— Молодо-зелено. Если всякий раз, как беда, смертушки искать, то недолго по земле ходить доведётся. А ты знай: как упадёшь, опять встань и вперёд иди… да в гору… Пусть ноги искровянятся — ты на карачках ползи, колени сотрёшь — на брюхе поползи. Только так жить можно…

Она ласково гладила шелковистые волосы девушки, и Ольга постепенно затихла.

Глава третья На балу

1

Привезённое Шатиловым известие о победе под Кунерсдорфом вызвало общее ликование. Словно отблеск славных петровских побед осветил русские знамёна. Радость от Гросс-Егерсдорфа была омрачена постыдным отступлением Апраксина. Пальцигский успех казался недостаточно крупным. Но Кунерсдорф не оставлял сомнений: сам Фридерик был разбит здесь невиданно, хотя с ним были всё его лучшие генералы и огромная армия. И не случайность, не игра военного счастья решила эту грандиозную битву, а соревнование искусства воинского и доблести бойцов.

Было роздано множество наград. Салтыкова произвели в фельдмаршалы, всех участников сражения наградили особой медалью с надписью: «Победителю над пруссаками». Шатилов был сразу произведён в премьер-майоры[21]. Императрица обласкала его, канцлер Воронцов подарил ему золотую табакерку в форме рога. Его приглашали на все празднества. При дворе один бал сменялся другим, и ему приходилось бывать на каждом.

Недели через две после его приезда во дворце был назначен бал-маскарад. По излюбленному императрицей обычаю мужчины должны были явиться в женских платьях, а женщины, — в мужских костюмах. Алексей Никитич с отвращением напялил на себя доставленный ему наряд тирольской крестьянки и отправился во дворец.

Там было шумно и весело. В главной зале — «ротонде» — была устроена колоннада: всюду высились громадные зеркала, обвитые зеленью и цветами, висели восточные ковры, картины, прихотливые украшения. В углу стоял золотой слон, нёсший на спине великолепные часы и шевеливший ушами и хвостом.

Мимо Шатилова мелькнули две фигуры в платьях и маленьких масках и остановились немного поодаль.

— Говорят, сегодня одного воска в свечах на пятьдесят тысяч будет сожжено, — сказала невысокая, скромно одетая монахиня.

Шатилов вздрогнул: где-то он слышал уже этот голос. Отступив за кадку с фикусом, он стал прислушиваться. Теперь говорила вторая маска, изображавшая нимфу:

— Вы должны обязательно научиться играть в вист, милейший поручик. Самая модная ныне игра. Я никогда не расстаюсь с правилами оной. Вот извольте. — Откуда-то из недр широкого платья появилась тонкая книжечка в зелёной коже. — Называется сия книжка: «Новейший карточный игрок». Послушайте.

Нимфа полистала книжечку и медленно, с заметным иностранным акцентом начала читать:

— Ежели у вас четыре леве, старайтесь выиграть ещё леве и остановить двойную. Потому что вы тем оберегаете полставки, на которую играете. Сила на козырях разумеется, когда вы имеете на них онёр сам-четверть.

Монахиня рассеянно слушала.

— А вот ещё интересный акцидент, — возбуждённо говорила вторая. — Ежели у вас краля, хлоп и четыре, маленьких козыря, начинайте с маленького, поелику перевес в вашу пользу, что у вашего товарища есть онёр.

Вдруг она прервала чтение и, наклонившись к уху монахини, отчётливо произнесла:

— Мне велено передать, что вами недовольны: вы слишком долго бездействуете. Император Иван ещё в крепости.

Алексей Никитич подался, сколько было возможно, из кустов и напряг слух. Ошибиться было невозможно: то был Таген. Но как раз в этот момент раздался зычный голос церемониймейстера:

— Сейчас будет прочитана ода, написанная пиитом Михайлой Ломоносовым по случаю Кунерсдорфской виктории.

Её величество приглашает гостей проследовать в соседний зал.

Все хлынули к дверям, и Шатилов, к великой своей досаде, был оттиснут от столь заинтересовавших его масок.

В зале, где было назначено чтение, было тесно и жарко. Полукругом были расставлены золочёные стулья; в первом ряду сидела императрица. Она была тоже в мужском костюме, но без маски. На небольшом возвышении, крытом красным бархатом, стоял плотный человек в напудренном парике — актёр придворной труппы. В руках у него был свёрнутый в трубку лист плотной бумаги. Когда все расселись, он развернул лист и громогласно возгласил: