Семейные приключения животных - [6]

Не бросался ль я в огонь?…

Близь Алжира в жаркой схватке

Я скакал под седоком –

Только ахали лошадки,

Да дивилися тайком.

Получил четыре раны

И отставку получил;

Ну, теперь не без изъяна –

Да каков я прежде был!

Так уж ради прежней славы

Ты меня не обездоль;

Али бег мой не поправу?

Нутка пустимся – изволь!..»

И в ответ ему Кобылка:

«Много пожил ты, мой свет;

Кров в тебе играет пылко,

Да ведь молодости нет!»

XX. Ослиный довод, или О том, что о вкусах спорить не должно

Раз двум щенкам по голой кости

Дал кто-то; что уж тут глодать?..

Щенки не сыты, и со злости

Давай про пищу рассуждать:

– За чем устроено так в мире,

Что только мясо мы едим?

А сена вон стога четыре –

Мы на него и не глядим.

Какая бы тому причина?

Чем не по нраву сено нам?

Что, пища, каждому по чину

Дана, иль только по зубам?…

Один протявкал: «Дело в чине:

Тот вкусно ест, кто в честь попал.»

Другой залаял: «Нет, скотине

Зубастой, вкус Юпитер дал.»

Добро бы взрослые собаки,

А то щенки, войдя в задор,

Долаялись почти до драки; –

Осел прервал их гневный спор.

«Щенята! вы молокососы;

Совсем вы судите не так;

Осел ученый я: вопросы

Логические мне пустяк.

Чем по пусту вам огрызаться,

Спросили бы меня, Осла,

Я вам помог бы может статься:

Наука до всего дошла!

Не нужно тут воображенья,

рассудку верить не велят;

Со вкусом знай соображенье

И будешь знанием богат.

Будь своему желудку пестун,

Так потучнеешь – не узнать:

Concordia res parvae crescunt, –

Правдивей нечего сказать.

И сено предпочесть не странно,

Когда мы так определим, –

Что пища то скотов избранных:

Вот Слон и я его едим.

Работник же – вон та скотина, –

С которым часто я дерусь –

(Он бьет меня, болван, дубиной,

Да я не больно ведь боюсь) –

Он сена, как и братья ваша,

Совсем не любит и не жрет;

Хозяина ругает даже,

Коль тот его косить пошлет.

Так всякий тут легко рассудит,

Чья голова не так пуста:

Что умный – умное и любит,

Что мясо сену не чета!»

XXI. Кошачья хандра, или О том, что в старости глаза видят иначе

Под навесом у сарая

Брыско, серый Кот, сидит,

И, кругом все озирая,

Сам с собою говорит:

«Видно свет к концу стал ближе,

Все теперь не то, не так:

Вон и кровлю поднял выше

Плотник – этакой дурак!

Что за страсть к нововведеньям?

То-ли дело старина!..

Мох на кровле…. загляденье,

Как покрыта им она!

У трубы, бывало, планки,

Два окошка с чердака;

Заберешься с позаранку,

Да и ждешь из подтишка:

Не прокралася ли Кошка,

Не присел ли воробей; –

С первой попоешь немножко,

А другого – цап! скорей.

Нынче нет уж этой ловли!..

Воробья не разглядишь;

Лапы врозь скользят по кровле –

То и жди, что сам слетишь.

Да и кошки, пес их знает –

Стали этакая дрянь:

Ты с ней петь, она кусает, –

Смотришь, вместо дружбы, брань!

Даже мыши и мышаты

Нынче вдвое удалей;

Так канальи плутоваты,

Что с трудом поймать, ей-ей!

Словом, жить уж не приятно,

Самый свет мне омерзел;

Скверно, гадко, так досадно,

Ни на что бы не глядел!»

– А за что такая злоба?

Что на новость класть вину: –

Стар котище ты, не то бы

И не вспомнил старину! –

XXII. Коровьи нежности, или О том, что сентиментальные чувствования не лишают аппетита

Чье слышно томное мычанье,

Кто тосковал?

То юный Бык свое страданье

Так выражал:

«О лютый рок, о участь злая!

Уныл мой дух….

Где ты Буренка молодая,

Где ты, мой друг?

Нет, ты не друг уже мне ныне,

Любви предмет;

Ты изменила и в помине

Меня, чай, нет!..

Я с нею рос, еще теленком

Ее любил….

Как хороша была Буренка –

Я не забыл!..

Нам вместе с нею корм давался

И водопой;

Я с ней так нежно обращался,

Она – со мной….

Да, так любили мы друг друга!

Делясь овсом,

Я делал нежную услугу

Всегда притом:

То языком ей за ушами

Я полижу,

То под боком слегка рогами

Ей почешу….

Она же так бывало мило

Себя ведет:

Глядит, глядит – и прямо в рыло

Меня лизнет!..

В чем мне искать теперь отрады?

Душа пуста;

Буренушку угнали в стадо –

Я сирота!

Кому теперь рассеять нужна

Мою печаль?

Кто промычит со мною дружной

«Тебя мне жаль!»

Но что мне более обидно

И что грустней:

Мне очень, очень ясно видно

Измену в ней…..

Я видел – сердце запылало

Мое огнем!

Она охотно побежала

За пастухом….

Я понял и – сказать боюся –

Потерян друг!..

Не звук рожка ей стал по вкусу,

Не рев подруг:

Ее Бычище недостойный

Пленил. Увы!

Я не могу теперь спокойно

Щипать травы!

Вон, есть в хлеву овес янтарный,

Но что мне в том?

Не заманить неблагодарной

И колачем!

У! вспомнить жалко мне и больно!

А почему?

Я так любил ее…. Довольно….

Му-му! му-му!»

И так мычаньем заглушая

Тоску без слез,

Пошел мой Бык под сень сарая

Доесть овес.

XXIII. Петушья догадка, или о том, что у каждого есть свое орудие для защиты*

[1]

– Ну-ко, брат, козел Кастрюка!

Проблеял баран Бурсай,

– Кто из нас сильнее – ну-ка,

Пободаемся давай!

«Голова твоя баранья –

Где тебе соваться тут:

От меня и без боданья

Люди за версту бегут!»

– Вы берете ведь не силой,

Прокричал на них Петух.

– Ты, Баран, лбом крепок, милой,

У Козла же – крепок дух.

XXIV. Поросячья досада, или О том, что дружба требует однообразной жизни и одинаковости вкуса

Так Поросенок Поросенка

За чванство за глаза журил;

С презреньем провизжавши звонко,

Он сам с собой заговорил:

«Ну, пусть рожден я не на славу,

Ну, пусть имею вид дурной;

А право больше не по нраву

Вон этакой друг детства мой…»

Нет, не хочу я с ним дружиться, –

Он рода нашего урод: