Семейное дело - [264]
— Чего стоишь? Идем.
— Ты ничего не понимаешь, — сказал Воол. — Или ты еще очень молодой. Только в молодости не замечают, как все это здорово! Все! Снег, рассвет, закат, вода, дождь… Один французский художник сказал, что можно увидеть лужу и не заметить, что в ней отражаются звезды. Унылый же ты человек, Татьян Николаевич!
Чиркин тоже поднял голову и жмурился, когда снежинки попадали ему в глаза.
— Да нет, конечно, красиво, — словно извиняясь за что-то, сказал он.
— Красиво! — передразнил его Воол. — Это, брат ты мой, не просто красиво. Вышел — и сразу другое настроение!
— А там у тебя плохое было, что ли?
— Разное, — сказал Воол. — Ты же знаешь, что я не люблю чего-то не понимать до конца.
Они шли по белой улице между людей в белых пальто и шапках, их обгоняли белые машины, а снег все падал и падал. Там, в непроглядной вышине, рождались и, будто живые существа, слетали на землю мириады снежинок. Воолу не хотелось заводить сейчас какой бы то ни было серьезный разговор, а просто идти так, как они шли, по этому белому празднику. Но Чиркин все-таки спросил:
— Чего же ты не понимаешь? Опять Коптюгова? Я ж тебе говорил — стареем. А они молодые, у них многое по-другому, чем было у нас…
Такие разговоры о прошлом и нынешнем, об их поколении и о том, которое шло следом, случались и прежде, но всякий раз Чиркин не то чтобы не соглашался с Воолом, а просто считал, что прошлое иной раз кажется ему лучше, хотя и жилось им куда труднее, и работать приходилось больше, и, уж конечно, шампанское на своих новосельях они не пили.
— Я не о том, — сказал Воол. — Пусть у них многое по-другому, так оно и должно быть! Другой вопрос — лучше это многое или хуже нашего?
— Опять двадцать пять! — засмеялся Чиркин. — Ну, чего ты сам себя терзаешь? Я вот посидел, водочки за хорошего человека выпил, порадовался, что девчонка у него такая и квартира теперь есть, а ты…
Он даже рукой махнул — впрочем, добродушно и как бы успокаивающе, дескать, бросай ты эту свою тягомотину: наше — не наше! А они сами-то чьи? Не наши, что ли? Ленка моя или Сережка Ильин — еще его отец у меня подручным был лет двадцать с лишним назад. А Коптюгов? Работяга дай бог какой, у него на любую плавку нюх особый, что ли, и Сашке Будиловскому помог в сталевары выйти, и по общественной линии тоже… Читал в газете его статью? То-то же, что читал! По-нашему, по-рабочему рассуждает! Иной поедет за границу и ничего кроме магазинов не увидит. А этот увидел! Помнишь, как ему судостроители говорили: спасибо Советскому Союзу, что заказы дает, а то сидеть бы нам без работы. И про квартирную плату тоже: гони за жилье четверть заработка, потому что оно там не то, что у нас, а частная собственность… Ну, о Генке говорить нечего, как-никак будущий зять, а если и есть у него какие завихрения — пройдет…
— Все сказал? — спросил его Воол.
— Вроде все.
— Слушай, — сказал Воол, — а ты Петухова помнишь? Ну, который на второй печи работал?
— Как же! — ответил Чиркин, не понимая, почему вдруг Эдуард Иванович свернул на этого Петухова, который давным-давно ушел на пенсию и вроде бы даже перебрался из города к родне в деревню. — Тоже работяга был первый класс! Кому угодно не стыдно было у него поучиться. Замминистра приезжал — обязательно в цех шел с ним поговорить.
— Да, — кивнул Воол. — Просто не знал того, что мы про него знали. А когда ушел на пенсию, помнишь, как рабочее собрание решило? Постоянного пропуска в завод не давать и на юбилейный вечер не скидываться. Вот тебе и работяга первый класс!
— С чего это ты вспомянул его?
— Да так… Шершавая была у него душа. А начальство будто бы не замечало: работает расчудесно, замминистра с ним на «вы» и ручку жмет, водку не пьет, жену не колотит — чего же еще надо? Вот тебе орден, вот тебе второй, вот тебе слава и все прочее — хоть на выставку! А жил человек только для себя одного. Трешку до получки не одолжит… Да что трешку! Соседка ночью постучалась — у мужа с сердцем плохо, чтоб позвонил, вызвал «скорую», а он…
— Я помню, — кивнул Чиркин. — Только чего ты мне сегодня настроение портишь?
— Я тебя размышлять заставляю, — сказал Воол. — Ну хоть убей меня на этом месте — не по душе мне Коптюгов! Зря только пошел к нему — думал, ошибаюсь, поближе присмотреться захотел, а сейчас сам себя ругаю. Ты не заметил, как он выступал сегодня на партийном собрании?
— На чужой роток не накинешь платок. Он по своим убеждениям говорил. К тому же у нас партийная демократия.
— Спасибо, что напомнил, — усмехнулся Воол. — Только вот насчет этих своих убеждений я как раз и сомневаюсь. Еще Владимир Ильич говорил, что у иных людей очень часто убеждения сидят не глубже, чем на кончике языка. А я заметил — Коптюгов говорил да на Ильина поглядывал: дескать, как я выступаю? Как тебе надо? Должно быть, прознал, что было у нас накануне на бюро…
Чиркин молчал, замолчал и Воол. То, что он сказал сейчас, было для Чиркина неожиданностью, неприятным открытием, в которое никак не хотелось верить, но приходилось поверить, потому что, припоминая сегодняшнее выступление Коптюгова на собрании, он вспоминал и резкие, покоробившие его слова Ильина на бюро — и действительно выходило, что Коптюгов, опередив начальника цеха, сказал то же самое, а Ильин лишь подтвердил свое согласие с ним.
Закрученный сюжет с коварными и хитрыми шпионами, и противостоящими им сотрудниками советской контрразведки. Художник Аркадий Александрович Лурье.
Повесть «Твердый сплав» является одной из редких книг советской приключенческой литературы, в жанре «шпионский детектив». Закрученный сюжет с погонями и перестрелками, коварными и хитрыми шпионами, пытающимся похитить секрет научного открытия советского ученого и противостоящими им бдительными контрразведчиками…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В творчестве известного ленинградского прозаика Евгения Воеводина особое место занимает военно-патриотическая тема. Широкое признание читателей получили его повести и рассказы о советских пограничниках. Писатель создал целую галерею полнокровных образов, ему удалось передать напряжение границы, где каждую минуту могут прогреметь настоящие выстрелы. В однотомник вошли три повести: «Такая жаркая весна», «Крыши наших домов» и «Татьянин день».
Имя рано ушедшего из жизни Евгения Воеводина (1928—1981) хорошо известно читателям. Он автор многих произведений о наших современниках, людях разных возрастов и профессий. Немало работ писателя получило вторую жизнь на телевидении и в кино.Героиня заглавной повести «Эта сильная слабая женщина» инженер-металловед, работает в Институте физики металлов Академии наук. Как в повести, так и в рассказах, и в очерках автор ставит нравственные проблемы в тесной связи с проблемами производственными, которые определяют отношение героев к своему гражданскому долгу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Жизнь и творчество В. В. Павчинского неразрывно связаны с Дальним Востоком.В 1959 году в Хабаровске вышел его роман «Пламенем сердца», и после опубликования своего произведения автор продолжал работать над ним. Роман «Орлиное Гнездо» — новое, переработанное издание книги «Пламенем сердца».Тема романа — история «Орлиного Гнезда», города Владивостока, жизнь и борьба дальневосточного рабочего класса. Действие романа охватывает большой промежуток времени, почти столетие: писатель рассказывает о нескольких поколениях рабочей семьи Калитаевых, крестьянской семье Лободы, о семье интеллигентов Изместьевых, о богачах Дерябиных и Шмякиных, о сложных переплетениях их судеб.
В книгу вошли ранее издававшиеся повести Радия Погодина — «Мост», «Боль», «Дверь». Статья о творчестве Радия Погодина написана кандидатом филологических наук Игорем Смольниковым.http://ruslit.traumlibrary.net.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сергей Федорович Буданцев (1896–1939) — советский писатель, автор нескольких сборников рассказов, повестей и пьес. Репрессирован в 1939 году.Предлагаемый роман «Саранча» — остросюжетное произведение о событиях в Средней Азии.В сборник входят также рассказы С. Буданцева о Востоке — «Форпост Индии», «Лунный месяц Рамазан», «Жена»; о работе угрозыска — «Таракан», «Неравный брак»; о героях Гражданской войны — «Школа мужественных», «Боевая подруга».
Впервые почувствовать себя на писательском поприще Василий Ганибесов смог во время службы в Советской Армии. Именно армия сделала его принципиальным коммунистом, в армии он стал и профессиональным писателем. Годы работы в Ленинградско-Балтийском отделении литературного объединения писателей Красной Армии и Флота, сотрудничество с журналом «Залп», сама воинская служба, а также определённое дыхание эпохи предвоенного десятилетия наложили отпечаток на творчество писателя, в частности, на его повесть «Эскадрон комиссаров», которая была издана в 1931 году и вошла в советскую литературу как живая страница истории Советской Армии начала 30-х годов.Как и другие военные писатели, Василий Петрович Ганибесов старался рассказать в своих ранних повестях и очерках о службе бойцов и командиров в мирное время, об их боевой учёбе, идейном росте, политической закалке и активном, деятельном участии в жизни страны.Как секретарь партячейки Василий Ганибесов постоянно заботился о идейно-политическом и творческом росте своих товарищей по перу: считал необходимым поднять теоретическую подготовку всех писателей Красной Армии и Флота, организовать их профессиональную учёбу, систематически проводить дискуссии, литературные диспуты, создавать даже специальные курсы военных литераторов и широко практиковать творческие отпуска для авторов военной тематики.