Семейное дело - [266]

— Ну, если по-рабочему, — ответил Сергей, — то, выходит, мы свой рекорд за пару поллитровок купили.

Коптюгов пристально поглядел на него. Значит, я не ошибся: он все заметил и понял… Рассказал ли отцу? Наверно, еще нет. Но этот парень — не Сашка и не Генка, которые умеют держать язык за зубами. Вполне может где-нибудь и когда-нибудь брякнуть по дурочке… Ему понадобилось усилие, чтобы притвориться недоуменным: о чем ты? Давай уж, если замахнулся, не стесняйся, Генка свой человек…

— Ты платил шихтарям, чтобы они только болванки в корзину загрузили?

— Ну, даешь! — сказал Коптюгов. — Приснилось тебе, что ли?

— Я же видел.

— Ничего ты не видел, — спокойно, даже равнодушно сказал Коптюгов, — работяги попросили в долг до получки. Ты у них спроси — давным-давно уже отдали… Ну, по последней?

Сергей отказался, Коптюгов и Генка выпили по рюмке. Пора было домой. Сергей пошел на кухню поторопить Будиловского — им по пути. Там уже домывали последние тарелки. Стоя в дверях, потому что на маленькой кухне и троим было тесно, Сергей глядел, как быстро работают девушки, и думал: почему Коптюгов наврал? Наврал ведь! Значит, не хочет, чтобы это пошло дальше. Но, значит, сделано плохое дело — почему же тогда молчит отец?

Хотя выпил Сергей немного, все-таки выпитое обострило в нем ощущение несправедливости. И, сказав Будиловскому: давай закругляйся по-быстрому, он вернулся в комнату. Коптюгов и Генка сразу замолчали, едва он вошел.

— Не надо крутить, Костя, — сказал Сергей. — Конечно, ты легко отговорился, у тебя все продумано… Но только, знаешь, противно все это. Любая показуха противна. И так-то ее в жизни хоть отбавляй, а тут еще мы…

— Ну, Гамлет! — сказал Генка. — Пить или не пить, вот в чем вопрос.

— Ты сегодня не устал трепаться? — усмехнулся, повернувшись к нему, Сергей. — Неужели и ты не понимаешь, что это противно?

— Хватит! — тихо и зло сказал Коптюгов. — Выпил лишку, так не мели ерунду. Ничего не было. Никаких денег, никакой показухи. Понял или повторить?

— Тогда почему мы не можем так же работать каждый день? — спросил Сергей.

— От нас это не требуется. Существуют технически обоснованные нормы, которые мы можем изменять лишь за счет организации труда в оптимальном варианте. А вы — Генка и ты — еще не доросли малость… И все! И довольно об этом. Слабый ты, оказывается, на водку-то!

Сергей повернулся и пошел одеваться. Ему хотелось уйти раньше, чтобы не видеть, как Генка пойдет с Леной.

— До свиданья, девочки, — сказал он, заглядывая на кухню, и кивнул Будиловскому: — Я тебя на улице жду.

Снег падал и падал, но Сергей не замечал красоты этой ночи. Он подумал: отец молчит потому, что ничего нельзя доказать, все шито-крыто. А почему я сам до сих пор ничего не спрашивал у Коптюгова? Трус и последний подлец, вот кто я! Конечно, Коптюгу рекорд был нужен вот как! Иностранная делегация, сам секретарь обкома на заводе — лучшего времени не найдешь! И все сделал, как хотел…

Наконец-то вышел Будиловский, застегивая на ходу пальто и поднимая воротник.

— Ты чего вылетел как угорелый? Костька смеется, говорит — так перебрал, что даже попрощаться с ним забыл. Поругались, что ли?

— Пока нет. Схватим мотор или на своих двоих?

— Тебе надо пройтись, — покосившись на Сергея, сказал Будиловский. — Я провожу тебя до дому.

— Значит, и ты думаешь, что перебрал? — грустно спросил Сергей. — Спасибо, брат. Я уж сам как-нибудь дойду. А вот почему ты весь вечер просидел как статуя?

За этот месяц, с того дня, как Будиловский побывал у Сергея, они, быть может, неожиданно для самих себя словно бы начали открывать друг друга, и это открытие оказалось радостным для обоих. Они не были сходны в своих судьбах: Сергею не довелось перенести, пережить то, что пережил Будиловский, и эта постоянность благополучия в нем поначалу даже раздражала Будиловского. Когда они только познакомились, Будиловский подумал: порхающий мальчик. Ему надо было приглядеться к Сергею, чтобы очень быстро понять: нет, не порхающий, а правильный. Тогда, дома у Сергея, стоя возле полок, набитых книгами, Будиловский спросил:

«И ты легко расстаешься с ними?»

Он имел в виду, что Сергей ушел с литфака.

«Почему расстаюсь? — ответил Сергей. — Я их не продам и не выброшу. Разве инженер не должен читать Хемингуэя, знать Чехова, любить Ремарка? Чудак ты, Сашка! Я меняю профессию, а не привязанности».

— О себе Будиловский почти ничего не рассказывал Сергею, особенно о той страшной истории, зато знал о Сергее все или почти все — парень открытый, весь как на ладони именно потому, что прожил свои двадцать два года легко и просто: школа, армия, институт, теперь завод, а с будущей осени — на вечернее отделение… И будущее у него тоже ясно: в двадцать семь — инженер, малость поздновато, зато прочно.

В доме Ильиных Будиловского встретили тепло еще и потому, что мать Сергея, Надежда Петровна, работала в редакции и они были знакомы.

«Вас очень любят у нас, Сашенька. Я слышала, редактор так и сказал: этого парня надо держать на примете. И мне тоже нравится, как вы пишете».

«Кстати, — спросил тогда Сергей, — ты о нашем шефе по душе написал или по обязанности?»