Семейное дело - [22]

— Так я пошел оформляться?

— Если ты настаиваешь… — сказал отец. Но Алексей видел: он сейчас думал о другом и ему тоже стоило труда оторваться от этих других раздумий. — Если ты настаиваешь, то, конечно, иди.

Рогов сознательно не зашел утром в партком и не попросил Силина, чтобы с ними по заводу ходил и секретарь парткома Губенко. Просто потому, что ему Губенко не нравился. Вообще Рогов всегда старался подавлять в себе это ощущение «нравится не нравится», человек — не кинофильм, не книжка и не пейзаж. Раздражение, которое вызывали в нем некоторые люди, он старался гасить в себе. Особенно если это раздражение появлялось с первого раза — тут уж Рогов просто обрывал сам себя. Позже он мог складывать для себя суждение о том или ином человеке, но это было уже не из области чувств, а результатом наблюдений и раздумий.

Губенко не понравился ему с первого взгляда, еще в позапрошлом году, на заводской партконференции. Когда секретарь райкома познакомил их и объяснил, что вот инженера Губенко райком рекомендует секретарем парткома, Рогов, пожимая ему руку, подумал: «Какой анемичный человек. И словно испуган предстоящей работой». Они стояли в стороне, и Рогов расспрашивал Губенко о его прежней работе: комсорг цеха, парторг цеха… Кончил вечерний институт… Тогда он и выругал сам себя: в конце концов, у него нет оснований не доверять райкому, они лучше знают свои кадры.

Потом, встречаясь с Силиным и Губенко, Рогов постоянно обращал внимание на молчаливость секретаря парткома, будто тот присутствовал на всех встречах по какой-то утомительной и непременной обязанности. Как всегда, Рогов обращался к нему: «Что скажет секретарь парткома?» — и Губенко почти всегда отвечал: «Владимир Владимирович сказал все». Однажды Рогов в упор спросил Силина, как он работает с секретарем парткома. Только честно! Силин улыбнулся и ответил: «Тебя интересует — не ссоримся ли? Нет, не ссоримся. Должно быть, у него покладистый характер, и меня это вполне устраивает. А что, тебе надо, чтобы секретарь парткома обязательно схлестывался бы с директором?» — «Ты не подминаешь его под себя?» — «Ну что ты, Георгий, мне-то это зачем надо?»

Через год Рогов уже составил себе представление о секретаре парткома. Робок, нерешителен. На спор с директором не пойдет. Все сделает и скажет так, как это нужно Силину. Удобный секретарь. Он не любил удобных секретарей. Такие сочетания никогда не приводили к добру. Как-то он высказал эту мысль секретарю райкома Званцеву, и тот руками развел: «Ну что вы! Работает он хорошо, у нас к нему никаких претензий». И все-таки эти слова «удобный секретарь» как-то застряли в роговской памяти.

— Зайдем к Губенко, — сказал он Силину, когда они вернулись в заводоуправление.

Партком находился в дальнем конце длинного коридора, и Рогова порадовало, что коридор пуст, никто не выскакивает покурить и женщины не обсуждают здесь последние моды.

Губенко был не один, сбоку от него сидел молодой человек с коротко остриженными светлыми волосами — оба встали, когда они вошли.

— Наш комсомол, — сказал Губенко, кивнув на парня. — Секретарь комитета Бешелев.

Бешелев восторженно смотрел на Рогова.

— Мы не стали отрывать вас от дел, — сказал Рогов, садясь. — Побродили по заводу, поговорили… Нет, нет, вы останьтесь, — остановил он Бешелева. — Так вот, Афанасий Петрович, тут мне ваш директор написал целый трактат… Вы с ним знакомы?

Он протянул через стол записку Силина и ждал, пока Губенко ее прочитает.

— Не знаком, — сказал Губенко и тут же торопливо, пожалуй даже слишком торопливо, добавил: — Но здесь все то, что нам действительно требуется.

— Для меня, товарищ Силин и товарищ Губенко, в данном случае важен принцип. Значит, составляя служебную записку, директор завода не посоветовался с секретарем парткома?

Он глядел на Губенко, тот даже не кивнул.

— Вы же знаете, — сказал Силин, — у меня было слишком мало времени. Два выходных партком не работал.

— Но, сколько я понимаю, эта записка — не пожелания столу заказов в ближайшем гастрономе. Так вот, я эту записку не читал и читать пока не буду. Проведите ее на парткоме, пригласите главного инженера, начальников цехов и служб… Это не мой каприз и не формализм, поймите меня правильно. Я давно знаю Силина и знаю, что он любит требовать большего, а обком не добрая фея, которая все может.

Он знал, что Силин сейчас кипит. Ничего, голубчик, если тебя вовремя не остановить, ты и не такое заломишь… Рогов помнил, как несколько лет назад по требованию Силина, тогда еще главного инженера завода, он, Рогов, помог получить шкодовские токарные станки, а кто-то из заводских головотяпов пустил их на шлифовку — и все, и конец был станкам. Для Силина — это он понял еще тогда — важно было получить.

— Не понимаю, Георгий Петрович, — сказал Силин, — что ж, директор завода не может сам решить эти вопросы?

— Я не буду приводить поговорку о количестве голов, что всегда лучше одной, Владимир Владимирович. Я только напомню вам, что партком — контролирующая организация, и в таких вопросах обходить его не стоит.

Ему показалось, что он сказал это с излишней, быть может, резкостью. Ладно, ничего, пусть поймет и это. И то, что резкость была допущена в присутствии Бешелева, конечно, директору не очень-то приятно. Тоже ничего! Пусть и этот парень учится уму-разуму.