Семейное дело - [20]

Шрифт
Интервал

— Подача газа? — спросил Рогов.

— Да. На стенд. С газом, кстати, намучаемся. Испытания турбин придется проводить только ночью. Днем невозможно — нехватка газа.

Рогов пожал плечами: тут ничего не поделаешь.

— Идем. Хоть бы доски догадались положить, пока строители не засыпали траншеи, — вон, все ноги уже в глине… — Вдруг Рогов тронул Силина за рукав и кивнул в сторону. — А это что за землепроходец?

Какой-то мужчина в спецовке задумчиво стоял перед траншеей, потом начал осторожно спускаться в нее.

— Эй, — громко позвал его Силин, — вы что там делаете?

Он быстро прошел по насыпи и встал над этим человеком, а тот запрокинул голову и растерянно глядел на Силина, то ли узнав директора, то ли почувствовав в нем какое-то начальство.

— Я на минутку, — сказал тот.

Силин протянул ему руку: вылезай. Человек вылез и стоял, отряхивая со спецовки глиняную пыль.

— За водкой собрался? Так еще одиннадцати нет, — сказал Силин.

Тот помотал головой: нет, только пивка выпить, здесь удобно — прошел по траншее и сразу к пивному ларьку. Забор-то повален…

— Из какого цеха? — спросил Силин.

Человек тоскливо поглядел на новый корпус.

— Ладно, — сказал, подойдя, Рогов. — Возвращайтесь в цех, пиво сегодня отменяется.

— У него руки дрожат, — зло сказал Силин. — Два дня пьют, а в понедельник не до работы — отоспаться бы.

Любитель пивка как-то бочком-бочком шмыгнул в сторону и исчез. Рогов промолчал: он знал, какая ярость овладевает в подобных случаях Силиным — с давних лет, с пьянства отца, он не выносил таких «чемпионов по бегу за выпивкой», как их называли на заводе. А здесь — и Рогов тоже знал это — пьют, пьют во время работы, проносят через проходную, и несколько лет назад были несчастные случаи, а двое вовсе отравились, хлебнув цинкового кроля, — еле отходили их в местной поликлинике. И видел, что настроение у Силина уже испорчено вконец. Можно было бы сказать — мобилизуй общественность, создай обстановку нетерпимости, но Рогов не любил таких слов. Конечно, Силин и мобилизует, и создаст, а точнее — будет снимать стружку с начальников цехов, но все равно мало что изменится: и Силину не до этого, и люди здесь собираются ох какие разные!

— Цех, кажется, на шестьсот человек? — спросил Рогов. Силин кивнул. — А сейчас там сколько?

— Примерно половина.

Половина! — подумалось Рогову. И половина из этой половины оргнаборовцы (ну, это ничего, все-таки кадровые рабочие) и «бировцы»… С ними всегда возня, с «бировцами», с теми, кто приходит сюда из бюро по распределению, — бывшие уголовники, отсидевшие свой срок…

Все эти мысли кончились сразу, едва Рогов вошел в цех.

— Ого! — сказал он. — Впечатляющее зрелище.

Он стоял, осматривался, кивнул на закрытые огромные раздвижные ворота — что там? Испытательный стенд? А сборочный участок еще не оборудован? Ему казалось, что цех пуст, люди терялись в нем. И снова поворачивал голову к рядам станков.

Нет, он никого не знал здесь. За станками работали незнакомые ему люди и не обращали внимания на двоих, шедших по широкому проходу. Возле одного станка Рогов остановился: огромный, медленно вращающийся вал словно притягивал его к себе. Вал был сверкающий, хотелось протянуть руку и дотронуться до его зеркальной поверхности и почувствовать живое тепло металла. Рогов мог не расспрашивать: это уже делали ротор для будущей турбины. Еще несколько необработанных роторов лежали неподалеку на деревянных брусьях.

Он не замечал, что Силин оглядывается с недовольством. Не было видно начальника цеха, а ведь Серафима предупредила его, что директор будет в цехе с секретарем обкома. Что за странное поведение! Будто секретарь обкома бывает здесь каждый день. Должен ведь, обязан был встретить! Если бы не дьявольская работоспособность Нечаева, Силин ни за что не согласился бы с его назначением. Да, работать он может сутками; как-то зимой Силину рассказали, что начальник цеха ночевал на заводе. Это когда монтировали оборудование.

И снова они шли — дальше, дальше; Рогов первым поднялся по металлическим ступенькам конторки начальника участка, открыл дверь и сказал:

— Здравствуй, Коля.

Он произнес эти слова так буднично, будто они виделись только вчера, а не встречались последние годы случайно и редко. Зато Бочаров обрадовался до слез, это у него бывало всегда в первую минуту радости и постоянно трогало тех, кто видел, как у него влажнеют глаза.

— Я шел и почему-то был уверен, что увижу тебя, — говорил Рогов, отвернувшись, чтобы Николай мог справиться и со своей радостью и со смущением. — Какая-то телепатическая уверенность, что ли, хотя я в эти штучки не очень-то верю. Ну, как ты здесь хозяйничаешь?

— Пока туго идет, — сказал Бочаров и поглядел на Силина.

Тот стоял злющий, даже желваки ходили на скулах — то ли был неприятный разговор, то ли что-то не понравилось в цехе. Здесь Силин бывал ежедневно, и каждый раз ему что-то не нравилось.

— Что туго? — резко повернулся к нему Силин.

— Ну, — сказал Николай, — это наши маленькие беды, стоит ли сейчас о них.

— Ладно уж, — усмехнулся Рогов. — Людей не хватает, станки не все поставлены… А с литьем как?

На заводе был свой литейный цех, и, задавая этот вопрос, Рогов адресовал его, конечно же, в первую очередь Силину. Цех был старый, но в плане реконструкции места ему не нашлось, заводу придется требовать металл. Он не ошибся.


Еще от автора Евгений Всеволодович Воеводин
Совсем недавно… Повесть

Закрученный сюжет с коварными и хитрыми шпионами, и противостоящими им сотрудниками советской контрразведки. Художник Аркадий Александрович Лурье.


Твердый сплав

Повесть «Твердый сплав» является одной из редких книг советской приключенческой литературы, в жанре «шпионский детектив». Закрученный сюжет с погонями и перестрелками, коварными и хитрыми шпионами, пытающимся похитить секрет научного открытия советского ученого и противостоящими им бдительными контрразведчиками…


Земля по экватору

Рассказы о пограничниках.


Совсем недавно…

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Крыши наших домов

В творчестве известного ленинградского прозаика Евгения Воеводина особое место занимает военно-патриотическая тема. Широкое признание читателей получили его повести и рассказы о советских пограничниках. Писатель создал целую галерею полнокровных образов, ему удалось передать напряжение границы, где каждую минуту могут прогреметь настоящие выстрелы. В однотомник вошли три повести: «Такая жаркая весна», «Крыши наших домов» и «Татьянин день».


Эта сильная слабая женщина

Имя рано ушедшего из жизни Евгения Воеводина (1928—1981) хорошо известно читателям. Он автор многих произведений о наших современниках, людях разных возрастов и профессий. Немало работ писателя получило вторую жизнь на телевидении и в кино.Героиня заглавной повести «Эта сильная слабая женщина» инженер-металловед, работает в Институте физики металлов Академии наук. Как в повести, так и в рассказах, и в очерках автор ставит нравственные проблемы в тесной связи с проблемами производственными, которые определяют отношение героев к своему гражданскому долгу.


Рекомендуем почитать
Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма

Жанна Владимировна Гаузнер (1912—1962) — ленинградская писательница, автор романов и повестей «Париж — веселый город», «Вот мы и дома», «Я увижу Москву», «Мальчик и небо», «Конец фильма». Отличительная черта творчества Жанны Гаузнер — пристальное внимание к судьбам людей, к их горестям и радостям. В повести «Париж — веселый город», во многом автобиографической, писательница показала трагедию западного мира, одиночество и духовный кризис его художественной интеллигенции. В повести «Мальчик и небо» рассказана история испанского ребенка, который обрел в нашей стране новую родину и новую семью. «Конец фильма» — последняя работа Ж. Гаузнер, опубликованная уже после ее смерти.


Окна, открытые настежь

В повести «Окна, открытые настежь» (на украинском языке — «Свежий воздух для матери») живут и действуют наши современники, советские люди, рабочие большого завода и прежде всего молодежь. В этой повести, сюжет которой ограничен рамками одной семьи, семьи инженера-строителя, автор разрешает тему формирования и становления характера молодого человека нашего времени. С резкого расхождения во взглядах главы семьи с приемным сыном и начинается семейный конфликт, который в дальнейшем все яснее определяется как конфликт большого общественного звучания. Перед читателем проходит целый ряд активных строителей коммунистического будущего.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сожитель

Впервые — журн. «Новый мир», 1926, № 4, под названием «Московские ночи», с подзаголовком «Ночь первая». Видимо, «Московские ночи» задумывались как цикл рассказов, написанных от лица московского жителя Савельева. В «Обращении к читателю» сообщалось от его имени, что он собирается писать книгу об «осколках быта, врезавшихся в мое угрюмое сердце». Рассказ получил название «Сожитель» при включении в сб. «Древний путь» (М., «Круг», 1927), одновременно было снято «Обращение к читателю» и произведены небольшие исправления.


Подкидные дураки

Впервые — журн. «Новый мир», 1928, № 11. При жизни писателя включался в изд.: Недра, 11, и Гослитиздат. 1934–1936, 3. Печатается по тексту: Гослитиздат. 1934–1936, 3.


Бывалый человек

Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!