Семейное дело - [21]

— Там у меня и про это написано, — сказал Силин. — На будущий год придется пересмотреть наши обязательства перед поставщиками. Из двенадцати тысяч тонн литья и поковок четыре идут заказчикам, а мы сами на полуголодном пайке.

Он нервничал, он не понимал, зачем это нужно — торчать здесь, в конторке начальника участка, когда еще столько дел, и думал о Нечаеве, которому сегодня скажет, непременно скажет, обязательно скажет несколько неприятных слов, и уже одно лишь предчувствие неприятного разговора злило его, он как бы накручивал себя больше и больше.

А Рогов не спешил. Он сидел сбоку бочаровского стола, положив левую руку в черной кожаной перчатке на стол, а правой чиркал спичку. Левую руку он потерял в сорок втором, да так и не научился ловко обходиться одной правой.

— Так как все-таки литье? — снова спросил Рогов.

— Пять отливок пришлось завернуть, — сказал Бочаров. — На простой глаз видно, какие раковины. Не металл, а швейцарский сыр.

— Пять, — усмехнулся Рогов. — Многовато, директор? А как обстоят дела с металлом, знаешь? Так что зря написал мне.

— Я не паюсную икру прошу, Георгий, и не осетровый балычок. Не для себя.

— А для кого же? — удивленно и в то же время насмешливо спросил Рогов. — Здрасьте! То — «мой завод», а то — «не для себя». Для себя, для себя, Володя, и со мной вола не верти, эти директорские повороты — когда как выгодно — я давно изучил. За литейный возьмешься сам лично, а я уж пригляжу. Просто потому, что на чужой металл рассчитывать не приходится.

— Обрадовал, — сказал Силин.

— Ну, извини, если что не так, — снова усмехнулся Рогов. — Такая уж у меня должность.

— Пойдем дальше? — спросил Силин.

— Докурю, и пойдем. — Рогов будто наслаждался сигаретой. — В термический заодно заглянем. Там есть еще кто-нибудь из стариков?

— Нету, — буркнул Силин. Чего это его сегодня скидывает на старых знакомых?

Через остекленную стенку конторки он видел, как по проходу идет Нечаев. Наконец-то явился! Он шел не спеша. Останавливался возле станков — короткий разговор с рабочим и снова неспешным шагом. Силину даже показалось, что начальник цеха увидел его, но сделал вид, что не заметил. Он нетерпеливо отвернулся — Бочаров перехватил и его взгляд туда, в цех, и это резкое движение — и все понял. Отношения директора и начальника цеха ни для кого не были секретом.

Нечаев наконец-то поднялся в конторку.

— Вы уже здесь? — спросил он. — Извините, я не знал, когда вы придете, и пошел в шестой цех.

— По-моему, вы начальник двадцать шестого, — сказал Силин.

Рогов протянул Нечаеву руку и назвал себя.

— Иногда приходится ходить, Владимир Владимирович, — упрямо сказал Нечаев. — Телефонный разговор и диспетчер помогают не всегда.

— У нас нет времени на объяснение, товарищ Нечаев. Покажите нам испытательный стенд и откройте тайну, когда он будет готов. Через три месяца пойдет головной образец, где вы будете его испытывать? У себя в квартире?

— Стенд будет готов через три месяца.

— Это ваши деловые предположения или школярский оптимизм?

— Я — инженер, Владимир Владимирович.

Рогов в этот разговор не вступал, сидел и слушал, разглядывая Нечаева, и ему нравилось спокойствие, с которым начальник цеха говорил с директором. От него не ускользнула и та жесткая интонация, которую Силин сдерживал уже, видимо, еле-еле. Конечно, не будь здесь меня, он бы взорвался.

— Ладно, — сказал Рогов, поднимаясь и давя сигарету в черной пластмассовой пепельнице. — Пойдемте, товарищи. Коля, будь здоров и семье привет.

Вот тогда-то неожиданно здесь и появился высокий черноволосый парень, и Бочаров сказал: «Новый кадр». Господи, да разве его узнаешь! Последний раз Рогов видел Алешку лет пять назад, пацан и пацан, а сейчас верста коломенская, и не узнает, конечно — подзабыл, только к Силину вдруг повернулся всем телом, сгреб длинными руками, чмокнул в щеку, а на глазах, как и у отца, слезы от радости.

— Дядька!

— Ну, ну, — сказал Силин. — Ребра мне не поломай. Когда вернулся?

— В четверг. Я вам звонил…

— Меня не враз застанешь. — Силин чувствовал всю нелепость этого положения. Какая-то дурацкая семейственность, и это «дядька» при Нечаеве — совсем ни к чему, и Рогов сказал Бочарову — «ты», все словно бы смялось, и надо бы порадоваться Алешкиному возвращению, а он не может.

— А меня, стало быть, не узнал?

Алешка поглядел на Рогова и вдруг точно так же, как только что Силина, обхватил и его, и Рогов, довольный, хлопал его по спине — то-то же! Ну и вымахал ты, парень! Работать здесь будешь? Значит, счастливо тебе, а нам пора…

Когда они вышли, Бочаров сказал:

— Совсем не меняется.

Это, должно быть, относилось к Рогову.

А у Алексея вдруг появилось ощущение, будто его оттолкнули. Только сейчас он подумал, что дядька был холоден и сух, ну, сказал несколько обязательных слов, и все, — нет, эту их встречу он представлял себе не такой. Он любил Силина. В его комнате под стеклом висела фотография — он с дядькой на рыбалке, оба хохочут в объектив, а вот чему они смеялись тогда, Алексей уже не помнил. Когда-то дядька брал его с собой на рыбалки, и это были счастливые дни. А теперь вот странное ощущение, будто дядька оттолкнул его. Надо было как-то подавить в себе это неожиданное ощущение, и он сказал отцу: