Семейное дело - [5]

— Личный гость господина Чикильдеева.

После чего развёл руками, показывая, что и рад бы выслушать соображения столь опытного администратора во всех подробностях, да смысла не видит, и повернулся к скучающему носатому:

— Приношу извинения, Сулейман Израилович. Честное слово: не ожидал.

— Зато здесь, наверное, безопасно, — сменил гнев на милость Кумарский-Небалуев. — Мышь не проскочит.

— Мышей у нас нет, — зачем-то поведала администраторша.

Мужчины внимательно оглядели её, кивнули, после чего Пихоцкий уныло продолжил:

— Ваш автомобиль у дверей. Вот ключи, документы и доверенность. Анисим Андреевич ждёт вас на объекте после обеда. Обедать рекомендую в ресторане при отеле: кухня хорошая, готовят быстро. После встречи покажу вам другие местные заведения.

— С плохой и медленной кухней?

— У нас есть разные, — развёл руками Пихоцкий. — Выберете на своё усмотрение.

— Приятно, наверное, быть таким остроумным? — осведомился Сулейман.

— Умение вовремя пошутить раскрашивает жизнь яркими красками, — проскрипел унылый помощник Чикильдеева. — Может, всё-таки согласитесь взять шофёра?

— Нет, — качнул головой Небалуев. — Я люблю водить машину.

И направился к лифту.

Августина Ксенофонтовна смотрела ему вслед с прежними сомнением, а пальцы администраторши машинально ёрзали по столу так, словно поглаживали лежащий на нём «маузер».

* * *

— Ты, что ль, жиличка новая? — опуская топор, прошамкала старуха в чёрном платке и засаленном переднике, надетом поверх старого, расписанного жёлтыми драконами, халата. — А я — Агафья Михайловна Брауншвейг, соседка твоя сверху.

Соседка? Лера вопросительно подняла брови, намекая, что неплохо бы добавить подробностей. И опустить топор. И Агафья Михайловна, как ни странно, девушку поняла. Наполовину.

— Племянник у меня в исполкоме служит, вот и попросил помочь сироте. — Тёмные глазки смотрели из-под чёрного платка недоверчиво, пристально и, как показалось девушке, злобно. — По телефонному аппарату позвонил, предупредил, а мне что? Мне нетрудно. Мне даже весело.

Обликом — крючковатый нос, маленькие, глубоко посаженные глазки, коричневое и морщинистое до крайности лицо — старуха походила на Бабу-Ягу или ведьму, какими их рисуют в детских сказках. Однако первый испуг прошёл, и Лера видела, что перед ней обыкновенная русская бабушка…

Правда, с топором.

С другой стороны, возможно, в Озёрске именно наличие топора и является обязательным элементом для определения «обыкновенная бабушка»? Или племянник, из исполкома позвонивший, попросил прихватить? Мол, жиличка новая, конечно, сирота, но холодное оружие, тётушка любимая, не забудьте, мало ли что…

— Красивая ты, — вынесла вердикт старуха, как следует побуравив соседку взглядом. — Прям как я в молодости.

— Спасибо, — пробормотала девушка, не уверенная в том, что услышала именно комплимент.

— А одеваешься плохо. Бедная, что ли?

Ответить Лера не успела.

— Сама вижу, что не богатая — богатую сюда не послали бы. Да и не стала бы богатая бесплатную квартирку просить или… — Старуха на мгновение задумалась. — Или стала бы? Богатые — они жадные… Помню вот, был у нас тут заведующий Райпотребкооперацией товарищ Кумаревич, Адольф Самуилович… Богатый был… И жадный. Его даже потом ещё посадить хотели, по линии КГБ, значит, только он делся куда-то… — Агафья Михайловна на несколько мгновений задумалась, видимо, припоминая куда-то девшегося Адольфа, и неожиданно продолжила: — Только не такой уж он и жадный был, да… Духи дарил, чулки… Жениться обещал… — Показалось, или старушка действительно зарделась? Правда, не выпуская из рук топора. — А как пропал — так никакой свадьбы и не сладилось.

Лера деликатно кашлянула.

— Ты табуретку-то положь, положь, — опомнилась Агафья Михайловна. — На вот, топорик, без него-то окно не открыть.

— Гвозди топором вынимать? — удивилась девушка.

— Топором, топором… Зубы-то чай не железные?

— Зубами?

— Вот и я говорю: топором сподручнее. — И старушка резким движением протянула Лере инструмент. Та машинально схватила его, да замерла: в левой руке табуретка, в правой — топор. И, лишь увидев широченную ухмылку соседки, во все её оставшиеся пятнадцать, не более, зубов, сказала:

— Ты прям как «Рабочий и колхозница». — Пауза. — Только без рабочего пока.

Девушка смутилась и вернула табуретку на пол.

— Или не умеешь гвозди топором вынимать?

— Всё я умею, — хмуро бросила Лера.

После чего осмотрела раму, вставила лезвие в щель и навалилась на рукоять. По ушам резанул длинный скрип, но гвозди поддались, и фрамуга отворилась, впуская в затхлое помещение свежий августовский воздух, напоённый запахом яблок и трав.

— Молодец, крепкая, — одобрила старушка. — Ты откуда у нас взялась?

— Из Тихвина, по распределению приехала, — брезгливо стряхнув налипшую на руки паутину, ответила Лера. — ИЗО в школе преподаю и МХК…

— Чего-чего?

— Рисование и… И рисование, короче.

— А-а-а… Ходил ко мне рисовальщик… — Судя по всему, Агафья Михайловна была одинокой, давно одинокой, и пользовалась любой возможностью для разговора. — Афиши в Дом культуры рисовал про кино и концерты разные. Но непутёвым оказался — пьющим. В общем, прогнала я его.