Семейная книга - [27]

Гадость и радость

Тот день начался как все дни текущего года. Облачность была средняя до приятной, Средиземное море — тихим. На первый взгляд — никаких изменений на горизонте. Но в полдень у нашего дома остановился большой грузовик и из него вышел старичок. Это был не кто иной, как Морис, мой дядя со стороны жены.

— Я слышал, что вы переехали в новый дом, так я привез вам в подарок картину маслом…

С этими словами он дал знак, и двое здоровенных грузчиков втащили к нам дар. Мы были чрезвычайно растроганы. Старик Морис — это богатство семьи моей жены, моего бесценного сокровища. Дядя Морис обладает большим влиянием во влиятельных кругах. Хотя он немного опоздал со своим подарком, его визит считается большой честью. Сама картина простиралась на четыре квадратных метра, была она в золоченой готико-эротической раме и имела отношение к бытию народа нашего.

Справа было видно еврейское местечко, частью — в рассеянии, частью — в кошмарных снах, вокруг был потрясающий пейзаж с изобилием воды, и неба, и свежих облаков, а наверху — солнце в натуральную величину, внизу — козы и коровы, а по дороге шел себе рабби с двумя книгами Торы в руках, в сопровождении ешиботников и нескольких отличившихся в изучении Торы, и один юноша, что уже созрел и готовится к бар-мицве. В дополнение ко всему этому — мельница, музыканты, луна, свадьба и работающие матери, полощущие белье в реке. Слева было большое море с дополнением в виде рыбацких сетей и парусника, а на общем фоне вдали — птички и Америка. Словом, такого ужаса я в жизни еще не видел. И все это — довольно грубо, в неопримитивистском стиле, в здоровой гамме техниколора, в цветах ярких и сильных, как дикие быки.

— Замечательно, — сказали мы Морису, — но это уже слишком большой дар с вашей стороны.

— Глупости, я уже пожилой и не смогу взять с собой в могилу всю свою коллекцию…

После того как Морис — дядя только лишь со стороны моей жены — ушел, мы уселись напротив этой многогранной художественной жути, и дух уныния еврейской трагедии объял нас. Будто вся квартира заполнилась козами, облаками и маленькими учениками ешив. Мы искали имя бандита под картиной, но подпись преступника тактично была полностью стерта. Я выдвинул идею сжечь эту гадость без промедления, но женушка обратила внимание на известную чувствительность пожилых родственников.

— Морис ни за что не простит нам такой обиды, — заявила она.

Во всяком случае, мы решили, что человеческому глазу смотреть на это невозможно, в силу чего я утащил эту мерзость на балкон и установил намазанной краской стороной к стенке…

С течением времени вся эта история забылась. Человеку свойственно забывать, тем более что картина не была такой уж ужасной. Мало-помалу мы привыкли к виду торчащего на балконе холста, и даже ползущие лозовидные растения стали инстинктивно его покрывать…

Однако порой жена вставала по ночам с постели и шептала в ночной мгле:

— Что же будет, если Морис снова нас навестит?

— Не навестит, — отвечал я сквозь сон, — с чего бы вдруг ему нас навещать?

* * *

Этот день не сотрется из нашей памяти до конца жизни.

Мы заканчивали обед, и вдруг раздался звонок. Я подошел к двери.

Вошел Морис. Картина мирно дремала на балконе лицом к стенке. Жена сидит внутри и ест пудинг. Морис здесь.

— Как дела? — любезно спросил дядя жены и сделал шаг навстречу своей судьбе. В эту минуту нужно было понять и меня — у меня появилось навязчивое желание удрать через открытую дверь и исчезнуть в густом тумане. Однако в этот момент в двери появилось бледное лицо жены. Она прохрипела:

— Извините, мне нужно немного навести порядок… поговорите пока…

Мы стали посреди гостиной и пока поговорили. Изнутри доносились тяжелые шаги, затем жена прошла через гостиную, волоча за собой лестницу из ванной. Ее взгляда я никогда не забуду. Спустя некоторое время изнутри послышался жуткий шум, будто бы обвалился потолок. Затем с арены действия донесся слабый голос:

— Пожалуйста, можно зайти…

Мы вошли. Жена распростерлась на диване без признаков жизни. Подарок дяди Мориса был подвешен наверху черт знает на чем. Висел он как-то странно — под ним остались две картины и часы с кукушкой, которые просвечивали через холст над горами. Картина еще покачивалась…

Дядя был приятно удивлен преданным уходом за его подарком, разве что отметил, что место темноватое. Мы попросили его не навещать нас без предварительного уведомления, ибо мы хотим готовиться к его приходу.

— Глупости, — сказал Морис, — что нужно готовить для меня, пожилого человека? Чашку чая и печенье…

* * *

С тех пор мы находились всегда в боевой готовности. Иногда проводили учебные тревоги. Лежим мы, к примеру, в постели, и жена вдруг дает команду: «Морис!» Я бросаюсь к балкону, жена сметает все со стены — аварийная лестница — под кроватью — алле оп!

Мы назвали это «Операция Аман» в честь библейского персонажа, которого повесили. Мы изводили себя учебными тревогами через каждые две недели и достигли неплохих результатов: повесить эту гадость, включая заметание следов, — две с половиной минуты. Спортивно-художественное достижение, которое стоит отметить.