Семенов-Тян-Шанский - [57]

Чтобы иметь хотя бы общее представление об экономическом положении крепостных, комитет командировал своего эмиссара в центральные русские губернии.

Случайно этим эмиссаром оказался честный, умный человек, враг крепостного права Заблоцкий-Десятовский.

По поручению Секретного комитета Заблоцкий-Десятовский объехал все центральные губернии и написал доклад о положении крестьян. Он нарисовал такую страшную картину крепостной жизни, что Секретный комитет не посмел передать доклад Николаю Первому.

В записке «О крепостном состоянии в России» Заблоцкий-Десятовский ставил вопрос о быстрейшем освобождении крестьян. Члены Секретного комитета были возмущены даже самой постановкой вопроса. Вскоре и сам царь отказался от мысли заниматься «улучшением быта крепостных крестьян». Секретный комитет прекратил свое существование.

Александр Второй заново основал комитет, но он работал медленно, осторожно, всячески обходя самые жизненные вопросы. С верноподданнической почтительностью члены комитета решали такие «проблемы», как — можно ли крепостным вступать в брак без согласия помещика? Можно ли ограничивать права помещика относительно наказания крестьян?

Члены Секретного комитета, по выражению товарища министра внутренних дел Левшина, «ласкали себя надеждой, что дело уснет».

Но «дело» отмены крепостничества уже не могло уснуть. Против собственной воли и желания царь и дворяне начали готовиться к крепостной реформе. Какая сила толкала их на отмену крепостного строя? На эти вопросы ответил позже Ленин:

«Помещики-крепостники не могли помешать росту товарного обмена России с Европой, не могли удержать старых рушившихся форм крестьянства. Крымская война показала гнилость и бессилие крепостной России. Крестьянские „бунты“, возрастая с каждым десятилетием перед освобождением, заставили первого помещика Александра Второго признать, что лучше освободить сверху, чем ждать, пока свергнут снизу…».[2]

В ноябре 1857 года Александр Второй обнародовал рескрипт на имя виленского генерал-губернатора Назимова.

Этим рескриптом вопрос о крепостном праве впервые выносился из Секретного комитета на гласное обсуждение. Царь предлагал создать губернские комитеты из представителей дворянства.

Туманным ноябрьским утром прочитал царский рескрипт Петр Петрович и поспешил к Заблоцкому-Десятовскому, жившему по соседству—на Восьмой линии Васильевского острова.

Семенов высоко ценил Андрея Парфеновича. Их товарищеские отношения уже давно переросли в настоящую дружбу.

— На ловца и зверь бежит, — засмеялся Андрей Парфенович. — Я сам к тебе собирался. Читали рескрипт? Слава богу, от разговоров решили перейти к делу.

— Такому великому делу можно посвятить всю жизнь, — ответил Петр Петрович. — Я решил поехать в родные места и выяснить настроения как помещиков, так и крестьян. Хочу иметь полное понятие об этих настроениях.

Андрей Парфенович горячо поддержал Семенова.

Петр Петрович выехал в Рязанскую и Тамбовскую губернии. Уже по дороге он ознакомился с новыми царскими рескриптами на имя нижегородских и московских дворян, в которых те призывались к обсуждению крестьянского вопроса. Царь, защищая интересы помещиков, считался с их мнениями и настроениями. Секретный комитет был преобразован в Главный комитет по крестьянским делам.

Главный комитет рассматривал все проекты и записки по подготовке крестьянской реформы, которые выдвигались губернскими комитетами.

В каждом губернском комитете существовали две-три группы, борющиеся между собой. Часть помещиков-«либералов» шла на уступки в крестьянском вопросе. Это были дворяне, перестраивающие свои поместья на капиталистический лад и понимавшие необходимость реформы.

Другая часть — «отчаянные консерваторы», как их насмешливо называли, ничего не хотела уступать. Среди заядлых крепостников были и мелкопоместные дворяне и крупные феодалы.

Петр Петрович окунулся в водоворот противоречивых страстей, желаний, настроений. В своей плетеной кошевке ездил он по встревоженной, разворошенной, ожидающей России, внимательно наблюдая, слушая, запоминая все, что видел и слышал. Посещал помещичьи усадьбы, крестьянские дворы, останавливался у деревенских кабаков, на сельских базарах и мельницах. Беседовал с губернаторами, предводителями дворянства, помещиками, крепостными, мужиками, дворовыми, слугами. Присутствовал на заседаниях губернских комитетов.

Его кошевка въезжала в каменные ворота богатого имения пронского помещика Офросимова. Офросимов, считавший себя просвещенным либералом, знатоком российских законов, любил поговорить о страданиях народных.

— Я всеми помыслами сердца своего за освобождение крестьян, — говорил он Петру Петровичу. — Только опасаюсь, что свобода не принесет мужику пользы, а вред дворянам будет непоправимый. Я составил проект, по коему освобождение крестьян предлагаю растянуть на двенадцать лет. На все это время нельзя допускать выхода крестьян из барских поместий. Даже временных отлучек мужика без согласия помещика делать непозволительно. — Плавная речь Офросимова приобретала жесткость металлическую. — Дворянство признает за собой исключительное право полной собственности на землю.