Семь рек Рима - [51]
Каждый врач, который лечит смертельные болезни, так или иначе виновен в гибели по крайней мере нескольких людей. Которых он не смог спасти, не сделал чего-то вовремя, не проследил до конца за исполнением своих назначений. Я не исключение и поэтому могу считаться полноценным убийцей.
Медленно текла кровавая река. Я подошел к мосткам и подумал, что раз я еще не умер, то и наказания для меня не должно быть. Теоретически я был в безопасности, но что будет, если я не удержусь? Кто будет меня спасать? Никто.
Примерившись, я встал на мостик и словно очутился на катке. Я медлил, за мной выстроилась очередь, Харон с усмешкой смотрел на мою нерешительность, а я стоял и боялся. Кровь вблизи дышала жаром, и уверенность быстро покидала меня.
— Чего стоишь? — спросил меня грузный татуированный мужчина — первый за мной. — Иди. Если тебе написано — так и будет.
Татуировки, покрывавшее его тело, руки и даже ступни, свидетельствовали, что передо мной уголовник. Столпившиеся тени смотрели на меня и ждали.
— А вы… — я обратился к татуированному, но он не дал мне договорить.
— Я разбойник, — сказал он просто. — Убил больше десяти человек. Некоторых пытал. Так что лично мне перейти этот ручеек не светит. Пропусти-ка.
Он отодвинул меня здоровенной рукой и смело зашагал вперед. Его решительность произвела на меня впечатление, и я пошел следом.
Мы шли медленно, почти семеня, предательски гладкая поверхность к середине сходилась выпуклостью — хотелось сесть, а может быть, даже лечь и ползти. До конца моста оставалась еще примерно треть пути, как шедший впереди меня мужчина потерял равновесие. Он некоторое время пытался удержаться, но все-таки не смог. Он старался изо всех сил, но очутился на кровавом пламени, а когда я оказался рядом, сказал:
— Я знал, что это произойдет. Я все время знал это. Как хорошо было бы просто умереть.
Он смотрел мне прямо в глаза, и я почувствовал ту гигантскую боль, которую он начинает ощущать. Этот человек умер, но его ждали муки гораздо страшнее смерти.
— Пока, — коротко сказал он, и сердце мое не выдержало.
— Давайте руку! — крикнул я ему. — Я вас вытащу.
Словно не веря своим ушам, он некоторое время молчал, глядя на меня даже с каким-то страхом, а потом медленно протянул руку. Я ухватился и стал тянуть, не очень хорошо понимая, что делаю — мужчина был явно тяжелее меня. Но не мог же я его там оставить. Не мог, но в этот момент огненная кровь Флегетона стала вливаться в него.
Мужчина стал плавиться, уходить в пламень и жар, не отрывая от меня глаз. Вот он уже был в крови по пояс, по грудь — я лег на мостик, его исполненное мукой лицо было совсем близко от моего. Снаружи оставалась только голова.
— Пора, — прошептал он и истаял стоном. Я лежал, держа его одинокую руку, сжимая пальцы, которые были украшены вытатуированными перстнями. На внутренней стороне предплечья красовался крест. Вокруг креста была надпись: «Спаси и сохрани».
Глава девятая
Грозная красная река осталась позади, но пейзаж, что раскинулся перед нами, был едва ли не еще более мрачным. Ни трав, ни цветов, ни деревьев. Исчезли холмы — мы шли по пустынному полю, по которому тихий ветер носил мелкий колючий песок. Иногда невысокий смерч закручивал его, подбрасывал — песок сыпал нам в глаза и слепил на время.
Ничего не было впереди — ровная степь без полыни и ковыля, самое пустое место, какое я когда-либо видел. Несколько сотен теней влеклись по этой равнине как на убой.
— Что там? — спросил я Харона, который в черной хламиде шел за обнаженными бледными тенями как пастух за стадом.
— А? — похоже, что я отвлек его. — Впереди? — удивился он. — Впереди Стикс — черная река, а за ней ад.
— Такое большое расстояние между красной и черной рекой, — сказал я, подумав. — Зачем оно?
— Ну да, — задумчиво произнес Харон. — Красное и черное. А расстояние нужно, чтобы было время сосредоточиться. Ведь каждая из добравшихся сюда теней имеет право на привал.
— Но они же не устают, — сказал я автоматически.
— Этот привал нужен не для того, чтобы отдыхать, — ответил перевозчик. — Он нужен, чтобы задать вопросы, если они есть.
— У меня все время возникают вопросы.
— Это потому, что ты еще не умер, — Харон улыбнулся. — Большая часть твоих мыслей на самом деле являются надеждами и желаниями. У мертвых нет ни того, ни другого.
— Не понимаю, — сказал я привычно. — Ведь все тени знают свою судьбу — какие у них могут быть вопросы?
— А вот ты умри сначала, — снова улыбнулся Харон и поднял руку.
Тотчас движение прекратилось, тени повернулись и стали собираться вокруг, так что скоро мы оказались в кольце. Они молчали. Они были грустны, в отличие от тех, что выпили из Леты. Взгляды их были серьезны и обращены внутрь себя.
— Кто желает? — спросил Харон. — Кто будет первым?
— Я хочу, — подняла руку женщина с волосами до плеч и такой низкой челкой, что казалось, что у нее один длинный горизонтальный глаз. — Я хотела бы встретиться со своей матерью. И с отцом тоже. И с сестрами. И еще с артистом Янковским — он ведь тоже здесь. В смысле, здесь же все находятся, значит, со всеми можно встретиться. Как мне их найти?
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.