Семь рек Рима - [5]

Бродяга оживленно беседовал с двумя неизвестно откуда взявшимися девицами. Они говорили по-итальянски, он удачно шутил — девицы смеялись как ненормальные. Как видно, он твердо решил организовать компанию себе на ночь и явно преуспевал в этом.

Он быстро стал мне неинтересен, я отвернулся и стал любоваться Пат. Она медленно плыла к берегу и улыбалась. Я помог ей выйти из воды.

— Смотри, — сказала она. — И этот исчез.

Я обернулся — действительно, ни бродяги с дредами, ни девиц, голоса которых я слышал все время, не было. На месте была бутылка с граппой. Я заглянул в палатку — там лежали мятые тряпки, но и всё.

— Но ему же негде здесь спрятаться?

— Ты расстроился? — удивилась Пат. — Брось. Открывай вино. Очень хочется пить.

Глава четвертая

Электричка, по виду — длинный единый вагон метро, шумела ярким светом. Стемнело, и время от времени мы ныряли под землю. Дальше мы пересели на трамвай, забитый людьми, и покатили по римским улицам. Было не очень хорошо видно, но ощущение возникло сразу: Рим — один из немногих городов, где, куда бы ни ехал по его центру, ты словно находишься на экскурсии — все виды красивые.

Наконец мы добрались до Эсквилина — холма, где нам предстояло жить, — прошли под бывшей городской стеной, которая до этого была акведуком, и принялись разыскивать нужный дом.

Собака выбежала из темноты и залаяла так неожиданно, что я немного испугался. В высоком освещенном окне дома показалась круглая голова с блестящей лысиной.

— Это вы?! — с легким восторгом на плохом английском сказала голова. — Я бежать! Я уже бежать!

И правда, через секунду обладатель круглой головы уже стоял рядом с нами. Итальянцу было на вид лет шестьдесят, он был маленького роста, и глаза у него были под стать голове — такие же круглые и блестящие. Он открыл дверь.

По лестнице мы спустились вниз, и только теперь я понял, что мы сняли в Риме подвал. А на фотографиях все было так красиво. Спустившись, мы оказались в спальне, соседняя комната была кухней и гостиной одновременно. И первая, и вторая комнаты были украшены множеством картин, керамики, оружия, вышивки явно экзотического происхождения.

— Си, си, — Адриано, так звали хозяина, лучисто улыбался. — Я много работать Южная Америка.

— Здорово! — сказала Пат. — А это что за дверь?

За дверью из кухни оказался сад! Я видел его на фотографиях, но не представлял, что здесь так уютно. В темноте виднелись силуэты деревьев, сразу под стеной была площадка со столом и стульями.

— Годится, — Пат опустила вещи на пол. — Пойду вымою руки.

Когда она вышла, Адриано восхищенно подмигнул мне.

— Очень красивый, — и зацокал языком.

Когда Пат вернулась, его уже не было.

— Испарился? — с иронией спросила она.

— Может быть, это качество римлян, о котором наука еще не знает? — кухня была выкрашена в интенсивный голубой цвет, и я думал, что все-таки странно, что такие яркие цвета используют на юге — там, где сама природа яркая. А не в Салехарде, например.

Мы уселись за стол под римским небом и долго пили вино, пока на нас не напала сонливость. Счастливые и спокойные, мы забрались в постель и мирно заснули. Мне снилась вода, которая быстро ушла, и я остался стоять один в большом, кремового цвета зале, освещенный ярким светом и совершенно голый.

На завтрак мы купили свежий хрустящий багет за семьдесят центов, за евро сорок девять — литр апельсиново-лимонного сока. Двести граммов бумажной тонкости, так она была нарезана, прошутто котто, это вареная ветчина, встали в три евро. Рикотта, оливковое масло к которой и бальзамический уксус мы купили еще в Лидо-ди-Остии.

Так настал первый день. Солнце приветливо освещало наш садик, который, получалось, находился метра на три ниже уровня тротуара. Сквозь листву апельсинового дерева, занимавшего центральное положение на участке, обходя взглядом еще зеленые, но уже крупные плоды, можно было обнаружить, что дальше есть садики гораздо ниже нашего — прямое подтверждение того, что мы расположились на склоне холма.

— А может, это культурные слои? — предположила Пат и выпила стакан сока. — Может быть, чем дальше, тем глубже?

— Увлекательно звучит, — согласился я. — Когда стемнеет, включим фонарик и отправимся на разведку.

— Не выйдет, — Пат открыла баночку с джемом, комплемент от хозяина квартиры. — Смотри, кажется, это из ежевики! — Она слизнула джем глубокого фиолетового, почти черного цвета с половины ложечки и протянула остаток мне. — Ничего не выйдет с твоим планом, — Пат показала подбородком. — Там собака.

И правда, на площадке коротенькой наружной лестницы, ведущей на первый этаж дома, который замыкал пространство с противоположной стороны, на фоне ярко-синей стены стоял огненно-рыжий сеттер. Дверь, ведущая с площадки внутрь апартаментов, была открыта; за ней, кажется, была жилая комната. Виднелся бок комода старого дерева. Над дверным косяком было приклеено белое гипсовое украшение в виде женской головы с развевающимися волосами.

— Действительно, собака, — сказал я. — Там еще и горгона Медуза есть.

— Медуза — это из греческой мифологии, — засмеялась Пат. — Не такая уж я необразованная.

— Из римской тоже. Но это неважно, — сказал я быстро, чтобы она не успела возразить. — Варенье, например, тоже сливовое. А вовсе не ежевичное.