Село милосердия - [14]

— Сюда! Скорее! — крикнул он сновавшим с носилками санитарам. — Раненый под завалом. Командир!..

Якунин не ошибался. Иван Фесенко служил в 4-м Украинском полку имени Дзержинского. Где-то на военных дорогах они наверняка встречались. Выбравшись из канавы, Якунин, облепленный грязью, уже намеревался подойти к знакомому красноармейцу, как его громко и властно окликнули:

— Лейтенант, подойдите сюда!

Худющий майор в круглых очках оказался комиссаром полка НКВД.

— Становитесь во второй ряд! — приказал он, кивнув в сторону дома.

За стеной Якунин с удивлением обнаружил группу командиров. Тут были капитаны, лейтенанты, полковники, представители пехоты, артиллерии, авиации, даже моряки.

— У меня взвод, — попытался было объяснить Якунин. — Пусть неполный, но надо его собрать.

— Это мы и делаем, — пояснил майор. — Ставим всех в строй. Надеюсь, вы не возражаете, лейтенант?.. Пожалуйста, сюда!

— Есть! — козырнул Якунин и пошел к указанному месту. Фесенко между тем вместе с другими солдатами продолжал по распоряжению того же майора растаскивать образовавшиеся после бомбежки завалы.

Родом Иван был из Донбасса. Там погиб его отец, боровшийся за установление Советской власти. Фесенко-младший намеревался вначале, как и многие его сверстники, пойти в шахтеры, а жизнь распорядилась по-другому: отчим увез его в село. Но не лежала у Ивана к землеробству душа. Он долго искал свое дело, работал то в одном месте, то в другом, покуда не выбрал редкую для деревни профессию портного, или, как говорили у них, шва-ля. Ребята над ним подтрунивали: бабья, мол, специальность. Но и завидовали. Зарабатывал он хорошо, от заказчиков отбою не было, потому как шил Иван и зипуны, и армяки, и шубы. Да не просто шил, а по высшему разряду, с придумкой.

Когда в тридцать девятом Фесенко призвали в армию, то и тут пригодилось портняжье искусство. Его сразу же определили в полковую швейную мастерскую. Дел там было невпроворот. Он чинил обмундирование, кроил гимнастерки, шил брезентовые чехлы для машин и орудий.

Возможно, так и не выучился бы стрелять — огневой подготовкой с мастеровыми занимались редко, — не случись войны. Полк бросили на оборону Киева, и все тыловые подразделения пошли на передовую. Пришлось-таки Ивану Фесенко сменить портняжью иглу на винтовку. И тут оказалось, что у него твердая рука, редкое хладнокровие и меткий глаз — настоящие снайперские качества.

Послышалась команда: «Кончай работу! Строиться!..» Развернув карту, майор давал последние указания:

— Двигаемся по дороге на Харьков. Не исключено, что немцы ее уже перерезали. Будем пробиваться. Иного пути все равно нет!

Колонна сводного батальона двинулась по улице. Справа и слева горели подожженные фашистскими бомбами дома. Рядом со сгоревшими стояли белые мазанки, утопающие в садах. Выбивающийся из разукрашенных резными наличниками окон огонь казался ненастоящим. Разум отказывался понимать, почему все это приходится бросать. Шагая мимо, солдаты и командиры только стискивали зубы и опускали глаза.

Якунин кинул прощальный взгляд на горящие хатенки. Между ними метались испуганные женщины, подростки, спасая жалкий, годами нажитый скарб. А он, полный сил мужик, боец, ничем не мог им помочь. Дорого дал бы Якунин за то, чтобы сейчас, немедленно броситься в атаку и стрелять, стрелять, пока хватит патронов.

Вдали показались каменные казармы, принадлежавшие авиаторам. Они тоже горели. Огнем были охвачены и военный аэродром, расположенный за Борисполем, и длинные приземистые армейские склады, забитые всевозможным военным снаряжением. Из-за угла вывернули тягачи с зенитками. «Неужто те самые, что я пропустил через мост?» — обрадовался Якунин. Он поискал глазами ершистого политрука, но Чулкова нигде видно не было.

Комиссар, ведущий колонну сводного батальона, остановил зенитки. Подбежавший к нему капитан стал что-то горячо доказывать, отчаянно размахивая руками. Майор перебил и, сердито поблескивая стеклами очков, распорядился:

— Пойдете с нами как артиллерийское прикрытие!

— Но мне комдив приказал, — растерянно воскликнул капитан. — Нас ждут в квадрате…

— Выполняйте последний приказ! — оборвал майор. — Сколько у вас снарядов на орудие?

— Шесть-семь, не больше. Это НЗ.

— Негусто, — помрачнел майор. — Считайте, что время расходования НЗ наступило. Стрелять только по моей команде.

Одна за другой покидали Борисполь сводные колонны рот и батальонов. В одной из них оказались Поповьянц и Бумагина. Медсанбат (вернее, те несколько машин и повозок, что уцелели при отступлении), попав под обстрел, был рассеян и практически перестал существовать. Очередная бомбежка застала их на одной из центральных улиц. Спасаясь от осколков, Поповьянц и фельдшер рванули в ближайший двор. Оба втиснулись в щель, где уже было полно народу. Прижавшись друг к другу, они переждали налет и когда, измазанные вязкой глиной, выбрались наверх, Сара улыбнулась:

— Ох и вид же у вас, Рафаэль Степанович! С такими руками да в хирургическую…

Поповьянц поглядел на девушку и с облегчением подумал: замечательно, что она не теряет присутствия духа. Только за сегодняшний день они уже трижды попадали под бомбежку. Этого достаточно, чтобы выбить из колеи любого. Хорошо, что у него такая мужественная спутница. Держится молодцом. С ней не пропадешь.