Сектор обстрела - [33]

Шрифт
Интервал

Он повел пальцем по затертой от бесчисленного применения странице справочника.

— Так… Член бюро… обкома КПСС… Израилевич.

Аппарат звякал своим колоколом при каждом повороте диска. Но как же медленно?!

— Алло! Добрый вечер! Вы уж извините за столь поздний звонок… Ну, Вы уж простите, военный комиссар Вас беспокоит. Да… да… Вы уж не сердитесь, нам служба покоя не дает. Мне Роман Израилевич нужен… Что?.. Нету?.. А где он в столь поздний час, не скажете? Он у Вас еще хоть куда, козарлюга. Нам, малолетним, сто очков вперед даст… На пленуме, в области?.. Еще вчера?.. Еще вчера. Ну, спасибо… Спасибо… Еще раз извините, армия, понимаете, на страже Вашего покоя, та…скать. Доброй ночи Вам. Доброй…

Майор осторожно уложил трубку в гнезда аппарата.

— Еще вчера… А ты говоришь, терапевт. Секретарь и терапевт, как говорят в Одессе, две большие разницы.

Он снова схватился за трубку:

— Грищенко, начальника канцелярии ко мне. И дознавателя… Вызывай, я сказал! Ночь у него… Ладно, дознавателю я сам позвоню. Начальника канцелярии с ключами, ко мне! Немедленно!

Лебедева он нашел на удивление быстро. Но как же долго он ехал? Пока особист поднимался в кабинет, военком успел в свете прожекторов «полюбоваться» его «Москвиченком». Солдаты обступили еще давеча новенькую машину и оживленно, видимо не без удовольствия, обсуждали вмятину в заднем крыле.

— Куда эт ты вперся? — не отрываясь от зрелища, вместо приветствия выдал майор.

— Денек сегодня… Представляешь, только я цветы купил, на Ленина, сопляк какой-то… на своем дрючке дохлом, на красный. Я даже испугаться не успел.

Военком неодобрительно покачал головой:

— Бухой наверное?..

— Скорее всего. Так смылся ж, щенок. Я даже номера срисовать не успел.

— Смылся?.. От тебя!? — майор не смог сдержать иронии. — О, молодежь! О, поколение растет. Офицера спецслужбы обставил!

Лебедев отреагировал без эмоций:

— Ты посочувствовать меня из-под одеяла выволок? Выразить соболезнования, да?

— Ага, мне ж тут без тебя — скука зеленая.

— А тещу не пробовал среди ночи поднять?

— Ага, в канун Восьмого марта, да? Ты Гоголя начитался? Против ночи такой шабаш устраивать.

— А…а. По утрам варенички, значит, мамины потребляем. А к ночи она сила нечистая? Большой ты оригинал, Михалыч… Михалыч, а ты икону, — Лебедев кивнул на портрет министра обороны, — Дмитрий Федорыча не пробовал под подушку класть?

— Ой, ой, ой. Посмотрим, как ты запоешь, когда женишься.

— Ладно, давай думать: делать что будем.

— А чё его думать, опровержение слать надо. Я без тебя на «Рубин» не выйду.

— А если все это правда?

— А подпись липовая?

— А ты уверен?

— Дык, главврач второй день, — военком запнулся. — Третий уже, на пленуме.

— Ну, так это дознавателя дело. Чего ты меня-то поднял?

— Ты хочешь меня на пенсию отправить, да? Не, ну я могу дознавателю сообщить… Конечно! Дознавателю! Кому ж еще? Если у меня друзей не осталось. Хоть звездочки мои пожалей. Что если этот боец утром уже из части смоется?..

Лебедев глянул на военкома с ироничной ухмылочкой.

— Лыбится он. Чё ты лыбишься? Щас я покажу тебе…

Военком принялся рыться в бумагах.

— Щас… Та, где ж эта бумажка? Короче, приказ пришел: усилить контроль за отпускниками и комиссованными.

— Да, знаю я этот приказ, не ищи, — остановил Лебедев военкома.

— А, знаешь?.. Там еще про обоснования… отпусков помнишь?

Лебедев кивнул головой. Майор снова подошел к окну. Во дворе, в свете прожектора призывники принимали от своего неуверенно балансирующего на заборе товарища бутылки сомнительного содержания. Военком уже устал устраивать разносы подчиненным. Да и не кстати было сейчас:

— Как думаешь, в связи с чем это?.. Афган?..

Лебедев тоже ответил вопросом:

— А тебе положено думать?..

— Мне кажется, это как раз тот случай…

— А этот Белоград у тебя призывался?

— Да хрен его знает. Сейчас еще только архив осталось поднять.

— И куда ж ты смотрел?

Майор вскипел внезапно для себя:

— А ты сядь тут рядышком и попробуй вместе со мной эту пиратскую банду отправить… — и добавил после паузы. — Коньячку дернешь?

— Ладно… давай… по тарелке не размазываем. Номер части?..

Глава двадцатая

Тахир проснулся от шума скрипнувшей двери во дворе. ТТ всегда, даже ночью, находился при нем. Он взвел затвор пистолета и приготовился встретить любую опасность. Но в гостиную вошел помощник.

— Дантес в Асадабаде, гумандан-саиб.

— Ты считаешь, эта причина достаточна, чтобы будить меня, венценосный?

Фархад дополнил:

— Шахил передает: вертолетный полк поднят по тревоге. Около батальона шурави грузятся в вертолеты.

— Вертолеты!??

— Вертолеты, саиб.

— И Дантес в Асадабаде… Где твои люди?

— Уже готовы к выступлению.

На размышления не оставалось времени. Тахир приказал:

— Немедленно на позиции! Связь, ко мне!

— Связист уже здесь.

Осведомленность Фархада порой ошеломляла. Тахира давно терзали подозрения в отношении помощника:

— Ты откуда знал, что мне рация понадобится?

Фархад покорно склонил голову.

— А зачем мне понадобится рация, ты тоже знаешь?

— Людей из Пакистана видели кочевники, — пояснил Фархад.

— Не ты ли их послал?

Фархад снова опустил глаза в глиняный пол:

— Я только восхищаюсь твоим замыслом, гумандан-саиб…


Рекомендуем почитать
Все, что было у нас

Изустная история вьетнамской войны от тридцати трёх американских солдат, воевавших на ней.


Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.