Сектор обстрела - [32]
— Так я, оцэ, дывлюсь на тебе и думаю соби: чи не пора нам тебе вже пид прыгорок, та перевирыты, шо там у тебе пид хвостыком — кыця ти в нас, чи котык?
Всем стало не до смеха — это был вызов. И всем было ясно: Шамиль мимо ушей этого уже не пропустит. Бараев сделал шаг в проход между койками. Из соседнего прохода появился Мамедов. Из дальнего угла палатки вынырнул из темноты Магомед. Только Старый не сдвинулся с места.
Шамиль выхватил табурет из-под Маслевича и швырнул его в Старостенка. Но тот был готов к любому продолжению событий: резким движением он кувыркнулся спиной назад и выпрыгнул в проход. В потасовку включился Рустам: не дожидаясь пока к земляку на помощь подоспеет Магомед, он толкнул чеченцу табурет под ноги. Тем временем, Старостенок вкатил Бараеву кулаком в зубы. Беспомощно взмахнув руками, он повалился на спящего Белограда. Магомед уже затолкал Рустама в глубину прохода вместе с койкой. Драка грозила перерасти в грандиозное побоище. Чеченцам нужно было только дождаться земляков из соседних подразделений…
Выстрелы прозвучали как гром средь ясного неба. В руке Кузнецова дымился пистолет Макарова. Следом за ротным в палатку ввалился замполит.
— Становись! — заорал Кузнецов.
Чтобы выстроить взвод ему понадобилось еще полминуты. Ротный начал разбор полетов:
— Точно, кузня… Орлл-ы! Хрена вам духи чего сделают!
Заглядывая в сверкающие злобой глаза разгоряченных бойцов, ротный пошел вдоль строя.
— Вы и сами друг другу глотки поразрываете…
Он остановился рядом с Бараевым:
— Чья идея!?
Шамиль слегка помялся, смахнул струйку крови с разбитых губ и выдал:
— Хахлы начали…
Старостенока передернуло. Кузнецов уставился Шамилю в глаза:
— Хохлы, говоришь…
Ротный многозначительно посмотрел в сторону замполита. Белинский включился мгновенно:
— Ты хоть знаешь, что означает это слово?
Шамиль замялся. Чувствовал он себя уж никак не на экзамене. Белинский настоял:
— Что, птиц волный? Ну!
— Ну, косичка на лысине такой…
— Косичка… на лысине… Ну, бараны… А ты знаешь, Старостенок?
Старый только зубы сцепил и заиграл желваками.
— Бараны колхозные… — пригрузил еще больше Белинский. — Хохол с санскрита, язык такой древний, знаешь(!)… означает — человек, способствующий предательству Родины. Ясно тебе, косичка на лысине?!
Ротный решил, что пора прекращать политинформацию:
— Не дай божок я завтра хоть один зуб, хоть в одной пасти не найду… Отбой!
Солдаты побрели к своим койкам вразвалочку. Кузнецов рявкнул:
— Отбой, 45 сек!
Помогло не очень: бойцы ускорились только слегка. Дождавшись, когда все улягутся, ротный объявил новую команду:
— Рота, подъем! Боевая тревога!
…Весь личный состав бригады уже стоял перед палатками. Только автороты не было. В отдалении, на валу, обрамляющем бригаду со стороны Кабула, виднелись силуэты прогревавших двигатели «Уралов» и шестьдесят шестых ГАЗонов.
Кузнецов отдавал последние распоряжения:
— …И чтоб из ущелья и птичка у меня не вылетела. Сухпай и боекомплект на четыре дня! Белоград, выйти из строя! Старший колонны — Белоград! Берешь пулемет, по прибытию на место — на усиление пулеметного взвода. Получить оружие, построение через пять минут! Разойдись!
Глава девятнадцатая
Аппарат ему так и не отремонтировали. Снова он надрывался в трубку:
— Слушай, Семеныч: я найду автобусы, я найду. Но! Как только шпану эту отправлю, я у тебя половину АТП в партизаны заберу. А ты у них командиром пойдешь… Хрена, командиром! Я тебя вечным дневальным там сделаю…
На другом конце провода, видимо, опять оправдывались. Майор был в бешенстве:
— А на хрен ты там нужен, если немочный?! Призыв нам саботировать? Боеспособность Советской армии подрывать? Еще два часа тебе. Два часа — два Икаруса! Еще и партбилет положишь. Я только с пленума вернусь!
Военком швырнул трубку на аппарат. Снова схватил.
— Грищенко! Ко мне!
"Когда ж этот призыв закончится? Дочку уже в лицо не узнаю…", — в тяжких раздумьях о бренности людских желаний он подошел к окну. Во дворе, в резких лучах прожектора нестройные ряды пьяных призывников, выслушивали тираду сержанта. "Вам то чего не спится? Еще на пленум этот ехать…" — вспомнилось ему некстати.
— С пленума вернусь… с пленума… вернусь… Ах, ты… Терапевт, говоришь…
Военком бросился к столу и принялся лихорадочно раскапывать бумажные залежи.
Грищенко резонно решил, что на сегодня у военкома нагремели достаточно — вошел без стука:
— Товарищ майор?..
— Где мой справочник? — бросил дежурному майор.
— Принести наш?
— В твоем таких номеров нету? Ч…черт! Ага, вот он. Свободен! Связь мне настрой!.. Стой!.. Послушай, лейтенант, ты этих моих посетителей, которые днем ко мне прорвались, ты еще дамочку за члена медкомиссии принял, помнишь?
— Н…ну, помню.
— А ты ничего подозрительного в них не заметил?
Грищенко слегка замялся:
— Да нет, ничего особо. Правда, дерганые они какие-то. Будто с цепи отвязались… Но Вы же сами меня остановили, товарищ майор. А то, я бы…
— Ну да… ну да… как отвязались… с цепи…
— Разрешите идти?
— Иди, иди… Проследи там, чтобы они не упились там, в усмерть. Терапевт, говоришь… А мне показалось, что секретарь. А справочка-то в сейфе, в канцелярии. Не рассчитала ты немного, слегка не рассчитала, терапевт, твою дивизию…
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.