Сексуальные преступления и симбиотические отношения: научное психоаналитическое исследование - [22]

», которое в фантазии ребенка сильно угрожает «хорошему объекту», в данном случае матери. Чтобы защитить «хороший объект» от нападения «плохого автономного Я», враждебно-зависимые отношения с матерью полностью интроецируются ребенком таким образом, что это взаимодействие впоследствии происходит между частями Эго этого ребенка, которые отождествляются соответственно с «плохим автономным ребенком» и «грустной матерью, брошенной ребенком». Кернберг описывает такой диадный интроект «родитель-ребенок» как «неметаболизированные интернализованные объектные отношения». В рамках этого биполярного интроекта продолжаются атаки «плохого автономного Я» на «грустную мать», но ребенок теперь физически чувствует, что делает это с матерью. Эта депрессогенная диада «мать-ребенок» является производной от того, что Мелани Кляйн назвала «депрессивной позицией». Непрерывное воздействие со стороны матери и ее интрузивное и, возможно, соблазняющее поведение приводит к трансформации части собственного Я в «плохого инцестуозного ребенка», что формирует источник тяжелой психопатологии на более поздних этапах жизни, если только он не детоксицируется или не нейтрализуется положительной идентификацией с отцом.

Чтобы понять это, мы находим объяснение в более поздних работах Фрейда и в работах различных авторов, которые являются его последователями. Это касается тезиса о врожденном, филогенетически обусловленном страхе инцеста (когда ребенок испытывает первые физические ощущения в развивающейся репродуктивной системе, они автоматически связываются с желанием самого ребенка подарить малыша матери). Иными словами, ребенок уже не хочет быть «маминым малышом», а хочет быть «матерью (или отцом) малыша». На этом этапе решающую роль играет фигура отца, причем не как человека, угрожающего кастрацией (как первоначально предполагал Фрейд), а как человека, который «по приказу ребенка» во время романтической интерлюдии с матерью преподносит ей малыша, в то время как сам ребенок так не может (из-за запрета инцеста). Это делегирование детородных функций ребенка отцу также может быть обозначено как проективная идентификация отца с «эдипальным собственным Я» ребенка. Когда такая детоксикация с помощью отца невозможна, например, если отец воспринимается как бесчувственый и нелюбимый и(или) покорный матери, у ребенка нет другого выхода, кроме как отделить от себя свои эдипальные желания и фантазии в виде «плохого ицестуозного ребенка/собственного Я». Несмотря на это, ребенок будет делать все возможное, чтобы продолжать делегировать отцовской фигуре сексуальную детородную функцию. То, что произойдет потом, зависит от того, как мальчик воспринимает баланс сил в семье. Довольно в общих чертах и с учетом существования переходных или смешанных форм могут быть сформулированы следующие соображения.

Когда ребенок воспринимает отца как диктатора, «ранящего мать», а мать как покорную и «жалкую», то мы можем выделить следующие варианты.

а) Идентификация с «отцом, ранящим мать» или «плохим автономным ребенком». В этом случае ребенок поделил отцовскую фигуру на (фантазийного) «идеально хорошего» отца, который любит мать и «хочет подарить ей ребенка», и «плохого отца, ранящего мать». Чтобы защитить и «идеально хорошего (эдипального) отца», и «грустную мать, желающую ребенка», от агрессивности «отца, ранящего мать», «плохой объект» помещается «под стражу» Эго. Это означает, что «разочаровывающие мать» и (или) «ранящие мать» аспекты поведения отца интернализуются мальчиком. Другими словами, вбирая в себя негативные аспекты поведения отца и отыгрывая их, ребенок пытается спасти «идеального эдипального отца», чтобы оградить себя от «инцестуозного притяжения», исходящего от его матери. Таким образом, «плохой инцестуозный ребенок» нейтрализуется и освобождается от сексуальных коннотаций, припасенных для «идеального эдипального отца». В таких случаях «ранящие мать» характеристики «плохого отца/собственного Я» сочетаются с существующим «плохим автономным Я», что делает его еще более агрессивно нагруженным, чем раньше. Этот механизм может быть важным мотивом преступного поведения молодых мужчин, которое можно рассматривать как навязчивое повторение «огорчения матери», а также «устранения ее с ярмарки невест (из брачных отношений)». Когда молодому мужчине удается вступить в отношения с женщиной, «расстраивание матери» часто навязчиво повторяется в партнерских отношениях, что приводит к псевдопреступному поведение в виде зависимостей, закоренелой неверности и т. п. отклонений (проективная идентификация партнера с «грустной, страдающей от автономии ребенка или жестокой матерью», а также вбирание в себя и отыгрывание «плохого автономного ребенка» и(или) «отца-диктатора»).

б) Идентификация с симбиотически-соблазняющей «матерью-жертвой». В этих случаях акцент делается на покорности и страдании материнской фигуры: отец доминирует, но часто отсутствует и не является диктатором или, по крайней мере, в меньшей степени, чем в первом случае. Мать не может отпустить ребенка, и ребенок не осмеливается освободиться от симбиоза с ней из-за ее страдания. В результате развивается очень агрессивно нагруженное «плохое автономное