Сексуальные преступления и симбиотические отношения: научное психоаналитическое исследование - [21]

В разделе 3.7 я упомянула о наличии полиморфно-перверсной тенденции в либидинальном влечении ребенка, что ставит вопрос о том, как он может избавиться от этих перверсных черт. По мнению Фрейда, это обеспечивается эдипальным процессом. В случаях инцеста или сексуального насилия, когда соблазняющая мать не может отпустить своего сына или воспринимает его как партнера, ребенок развивается ненормально, потому что он не может пережит, эдипальный процесс, и остается вне закона триангуляции. Это означает, что родственные связи и отношения не уважаются, а нарушаются. Родители несут ответственность за донесение до ребенка принципов выстраивания личностной структуры и границ, соответствующих его возрасту. Инцестуозные родители склонны путать стремление ребенка к вниманию, привязанности и безопасности с соблазнительностью. В этом случае существует опасность того, что стремление ребенка будет эротизировано: вместо того чтобы обеспечить безопасность, соблазняющий родитель предлагает ребенку секс или принуждает его к нему. В симбиотических отношениях между матерью и ребенком ребенок позиционируется как партнер матери, но более изощренным образом, чем в случае сексуального насилия. Обе ситуации крайне запутаны, в результате чего ребенок испытывает серьезные нарушения развития как когнитивного, так и эмоционального. Нарушение границ (соблазнение и(или) сексуальное насилие) создает необратимое отчуждение от собственного Я, называемое также диссоциацией или расщеплением Эго, провоцирует повторяющееся поведение (непроизвольное поведение) и поведение, характеризующееся «превращением пассивности в активность».

Данный обзор более современных психоаналитических взглядов в отношении перверсий оставляет ряд неотвеченных вопросов, а именно:

+ В какой степени продолжение симбиоза с матерью отвечает инстинктивному влечению самого ребенка и в какой степени это связано с неспособностью матери позволить ребенку отделиться от нее?

+ Что вызывает типичные повторения и навязчивость, столь характерные для перверсий? Простая отсылка к «превращению пассивности в активность» не может служить полным и достаточным объяснением чрезвычайной деструктивности нарушений сексуальных границ, как не объясняет навязчивой и насильственной природы этих нарушений.

+ До какой степени актуальна исходная точка зрения Фрейда о том, что мальчик отказывается от своих инцестуозных импульсов к матери только из «страха кастрации» со стороны отца?

+ Способствует ли отец перверсному развитию ребенка, кроме как тем, что он не выполняет свою эдипальную роль «спарринг-партнера»?

Похоже, что многие из этих теоретических вопросов могут быть разрешены, если мы, следуя за Фэйрберном и Кернбергом, отбросим теорию либидо («дуализм влечений») и классическую структурную модель личности и заменим их подходом, который подчеркивает значение отношений между ребенком и его первичными объектами (De Graaf, 1998), то есть теорией объектных отношений.

3.8. гипотеза развития перверсии с точки зрения теории объектных отношений

С точки зрения объектных отношений патологическое развитие и идентификация могут иметь место у мальчика, когда существуют одновременно выраженная симбиотическая связь между матерью и ребенком и явная некомпетентность отца как позитивного «спарринг-партнера», так и супруга матери. Отсутствующая или сильно нарушенная сепарация-индивидуация этих детей приводит к отделению очень агрессивно нагруженной «плохой» части собственного Я, которую можно было бы охарактеризовать как «плохое автономное Я». Из этого следует, что ребенок испытывает естественное стремление к автономии и необходимость освободиться от симбиоза с матерью. Когда мать противостоит этой потребности, вероятно, отчаянно нуждаясь в связи с ребенком, чтобы заполнить пустоту, оставшуюся по причине физического или эмоционального отсутствия отца, тогда та часть ребенка, которая стремится к автономии, воспринимается им как «угрожающая матери» и, следовательно, является «плохой». Непригодность «плохого автономного ребенка» затем усугубляется, поскольку она также таит в себе агрессивное напряжение, возникающее в ребенке в результате посягательства на его автономию и «личную жизнь». В нормальных условиях есть отец, к которому ребенок может обратиться, когда его амбивалентные чувства к матери становятся слишком сильными для него. Примером этого является маленький ребенок, который должен рано ложиться спать против своей воли и говорит своей матери: «Отец большой. Ему не надо рано ложиться спать!» Из этого можно сделать вывод, что отец находится уже на стадии проективной идентификации со стороны ребенка, стремящегося к самостоятельности («автономного собственного Я»). Другими словами, агрессивная нагрузка «плохого автономного ребенка» нивелируется или «детоксицируется» когда отец в фантазии ребенка одновременно является автономным и любящим по отношению к матери, и мать принимает это. Моя гипотеза заключается в том, что именно этого не хватает отцам сексуальных преступников. Они не проявляют себя ни самостоятельными, ни любящими в своих отношениях с матерью ребенка. Следовательно, ребенок остается обремененным агрессивно нагруженным «плохим автономным собственным